В тот раз мы с ней попали в предлагаемые самой жизнью обстоятельства, которые навязали нам именно такое, а не иное поведение. Ей пришлось выпутываться из ситуации с упавшей на меня вазой, а поскольку до некоторой степени Эльжбета сама эту ситуацию спровоцировала, то она вынуждена была принять на себя ответственность, т. е. отвезти меня в больницу. Поступить иначе она просто не могла.
– Я… я… в общем есть предложение, кстати, не мое, а Бжеского… Вам предлагают роль Мадлены в «Кабале святош»…
Она смотрела на меня полным недоумения взглядом, не понимая, о чем я толкую?
– Роль Мадлены, – повторила я.
– Да вы спятили, убирайтесь отсюда! – крикнула она.
Выражение лица у нее было такое, что я не на шутку перепугалась, опасаясь, что Эльжбета снова кинется на меня с кулаками.
Я инстинктивно вжала голову в плечи. Видимо, ей стало неудобно, мой страх ее отрезвил, потому что она вдруг спросила:
– Может, выпьете чаю? – Тон ее голоса стал совершенно иным.
– С удовольствием, – поспешила ответить я.
Когда она вышла в кухню, я огляделась по сторонам. Горка, стол, диван, в углу телевизор. Обстановка такая же, как во многих других квартирах, – обезличенная. На стене – репродукция с картины Пабло Пикассо «Голубь мира». Репродукция – это что-то неживое. В жизни бы не повесила такую в своем доме, «если бы он у меня был», мысленно добавила я. Про себя я когда-то решила, что у меня дома не будет. Но Зигмунду захотелось насильно меня осчастливить.
Она вернулась с подносом, на котором стояли две чашки и сахарница. Поставила чашку передо мной.
– Вряд ли я смогу снова выйти на сцену, – сказала она голосом человека, раз и навсегда смирившегося со своей судьбой.
– Вы ей уже отравлены, так просто этого не забудешь.
– А вам-то об этом откуда известно?
Хороший вопрос. В ее глазах я всего лишь начинающая актриса, стоящая у порога своей профессиональной карьеры, в то время как у нее за спиной было несколько театральных сезонов, прежде чем она насовсем покинула театр. Я могла только догадываться, какой ценой дается такой отказ от сцены. Скажем, я ни за что не смогла бы уйти из театра, театр был для меня делом всей жизни. Она выбрала другой путь – семейную жизнь, и эта семейная жизнь чуть ли не в одночасье рухнула. Все эти годы она была просто чьей-то женой, кем-то без своего собственного лица. Теперь она стала Женой с большой буквы, а Зигмунд – Мужем. Я как бы влезла между ними. Знай я, что она не хочет давать ему развода, никогда бы не позволила Зигмунду уйти из семьи. Но он пошел на это. Ради меня. Поэтому мне казалось, я у нее в долгу. И должна отплатить… хотя бы ролью Мадлены.
