— Он знает, что идет запись?
— Да.
— Он знает, что мы сейчас за ним наблюдаем?
— Запись делается круглосуточно. Если вас интересует, знает ли он, что сейчас адвокат смотрит на него в первый раз, ответ — нет.
Посол Лоури, тусклый карьерист, чей профессионализм был обратно пропорционален самомнению, пробормотал:
— Ему все равно плевать.
— Вы держите его в полной изоляции вот уже шесть стандартных месяцев, — проговорила Корт. — Меня бы удивило, если бы он не начал демонстрировать признаков апатии.
— Посмотрите на него. Дело тут не в апатии — ему плевать. Корт кивнула, принимая слова посла.
— А каким он был до ареста?
Дипломаты, сидевшие вокруг стола, переглянулись, безмолвно пытаясь договориться между собой, кто же будет отвечать на вопросы. Стройная молодая женщина лет двадцати пожала плечами.
— Вежливый. Дружелюбный. Воспитанный.
— Вялый, — вставил другой дипломат.
— Вот-вот, — поддержала его молодая женщина. — Вялый. С такими не заводят дружбы.
— Никакой индивидуальности, — заявила другая. За ее словами прозвучало: вроде тебя.
Корт осталась довольна.
— Впрочем, я слышал от его охранников, — проговорил посол Лоури, — что в последнее время он несколько изменился.
— В каком смысле? — спросила Корт.
— Ну, просидев шесть месяцев в тюрьме, дожидаясь, когда из Третьего Лондона прибудет адвокат, трудно остаться прежним.
Третий Лондон был передвижным миром-комплексом в космосе, освоенном хомо сапсами[1], домом трех миллиардов людей, где располагались центральные офисы Дипломатического корпуса Конфедерации. Аскетичная квартирка в административном комплексе — вот и все, что Корт называла своим домом. Впрочем, бывала она здесь крайне редко.
Она постучала ногтем по зубам и спросила:
— Он не казался расстроенным, когда вы его арестовали?
— Нет, — ответила молодая женщина. — Он улыбался, ну вот как сейчас.
Ее поддержал дружный хор голосов.
— А если он не понимает, что совершил преступление? Может быть, удастся объявить его безумным?
— Мы думали об этом, пока вы к нам летели, — сказал Роман Китобой, ее официальный помощник здесь, на Катаркусе.
Несмотря на свирепо звучащее имя, он был безобидным толстяком с круглым лицом, на котором нечасто появлялось выражение отвращения. Однако чудовище вызывало у него такие сильные чувства, что он не умел с ними справиться. Понимая, что Корт на него смотрит и оценивает его реакцию, он попытался говорить спокойно.
— Мы даже предложили ему лечение, если он согласится сотрудничать и не станет нам мешать, когда мы заявим, что он психически нездоров. Он категорически отказался. И сообщил, что прекрасно осознавал значение своих поступков и с радостью повторил бы все сначала, будь у него такая возможность.
