свободы в государстве, сколько свободы от государства, свободы от забот о земном устройстве. Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет жениха, властелина. Пассивная, рецептивнаяя женственность в отношении к государственной власти — так характерна для русского народа и для русской истории… Государственная власть всегда была внешним, а не внутренним принципом для безгосударственного русского народа; она не из него созидалась, а приходила как бы извне, как жених приходит к невесте. И потому так часто власть производила впечатление иноземной, какого-то немецкого владычества … государство это «они», а не «мы»… Русский народ хочет быть землей, которая невестится, ждет мужа.
Понятно, что при такой предрасположенности власть в России может быть только неограниченной, деспотической, если и не тоталитарной, то абсолютной. Демократия как политическая система, предполагающая ответственность власти перед народом, несовместима с таким складом русской души, с этим интимным содержанием национальной психеи. И в этом мы убедились от противного, когда в России на короткое время установилась демократия — когда на волне народной воли пришел к власти Ельцин.
Загадка Ельцина, всех парадоксов его властвования в том заключается, что он отнюдь не властвовал. При нем не свобода была — а отсутствие, минус власти. Именно так: народная власть как отсутствие власти — в полном соответствии с этим антиполитическим, антигосударственным, антиисторическим русским архетипом.
В Ельцине прорвались наружу эти древние пласты русской а-политической души. И это был цирк столетия: власть, не желающая властвовать. Русский цирк, завоевавший всемирное признание и чуть ли не любовь. «Солнечный клоун» прозвали на Западе клоуна Олега Попова. Вот и Ельцин был таким солнечным клоуном. И хоронить клоуна следует весело, как в фильме Феллини.
А если не по-западному, а опять же по-русски, то другое слово уместно вспомнить: не клоун, а юродивый. Слово русское, но явление-то пошире: хотя бы христианское, то, что называется «христианский дионисизм». Ярчайший образец на Западе — Франциск Ассизский, разбрасывавший сукна из окон отцовской лавки и раздевавшийся догола в церкви. Так Ельцин разбрасывал суверенитеты и «акции за голоса» — и дирижировал оркестром в Германии. Да и не только христианство вспомнить можно, но, допустим, индейцев, их обычай «потлач» — совместное прогуливание нажитого в коллективном запое.
