Борис Парамонов на радио "Свобода" 2007 | страница 2
Конечно, термин «лишние люди» в России традиционно относят к интеллигенции, лишенной возможности реализоваться в подавленной всяческими репрессиями стране. И у Довлатова его персонажи — в основном, представители богемного андерграунда, всякого рода не печатающиеся поэты-метафизики. Но у него есть и другие герои, из других общественных слоев — например, спившиеся колхозники или солдаты лагерной охраны. Довлатов увидел и показал, что лишними в коммунистической утопии оказались буквально все, образовалось некое единое лагерное братство — лагерное хоть в смысле Солженицына, хоть в смысле «социалистический лагерь». Этот каламбур, кстати, очень был в ходу. Помню одного поляка, говорившего: «Наш барак в лагере — самый веселый».
Популярность, слава Довлатова, любовь к Довлатову повсеместны, потому что его читают как лагерники, так и вохра. Он сумел показать, что это люди одного порядка. Поэтому шедевром Довлатова был и останется рассказ «Представление» — о том, как в лагере была разыграна пьеса об Октябрьской революции в исполнении зэков. В роли Ленина — рецидивист Гурин. Мало кто обращает внимание на то, что сюжет рассказа фантастичен, абсолютно не реален. В советских местах заключения была своего рода политическая этика — не позволялись не только бунты, естественно, но и никакие знаки солидарности заключенных с советским строем; например, в тюрьмах перед Первым мая и Седьмым ноября у зэков изымались красные майки — чтоб никто не мог помахать красным из тюремного окошка, приветствуя идущую по воле демонстрацию трудящихся. Рассказ Довлатова в этом смысле — выдумка, но выдумка, поднявшаяся до символа всей советской жизни. Мы читаем «Представление» и понимаем, что в роли Ленина заключенный Гурин и народный артист СССР Михаил Ульянов — одно и то же.
Феномен Довлатова — он сумел сделать хорошую литературу любимой народом. Это очень трудно и, главное, редко. О ком еще из русских писателей это можно сказать? Есть культовые книги, романы — это, конечно, дилогия об Остапе Бендере и «Мастер и Маргарита». Довлатов романов не писал, поэтому имя, всплывающие рядом с ним, — Зощенко. Зощенко — это очень высокая литература, бывшая в то же время необычайно популярной. Интересно сравнить Довлатова и Зощенко в отношении их писательских приемов. И тут разница обозначается большая.
Зощенко — необыкновенный мастер языка, игры с языком, словесник. Что в этом смысле можно сказать о Довлатове? Послушаем. Вот Иосиф Бродский: