С тапками прошло более или менее гладко.
Они пообедали, Маша привычно покормила и Незабудку – налила в миску борща, добавила макарон, покрошила черного хлеба, присовокупила кость с ошметками мяса. Степаныч после обеда подтянул цепь на Машином велосипеде. Уже уходил, отодвигал щеколду калитки, когда Маша решилась:
– Погоди, Степаныч!
Вынесла из дома еще один пакет, большой.
– Это еще подарок. Только ты здесь не смотри, ты дома посмотришь, хорошо? Вдруг он тебе не понравится, и ты ругаться станешь?
– Нет, ну зачем ты? У тебя что, деньги лишние, Маша? У меня все есть, мне не нужно ничего.
– Этого у тебя нет, я точно знаю.
Заинтригованный Степаныч хотел посмотреть в пакет прямо у калитки, но Маша не дала, одернула вниз его поднятую руку.
– Нет, пожалуйста, дома посмотришь.
Степаныч пожал плечами, на всякий случай еще раз поблагодарил и, хмыкая и бурча под нос, отправился к себе.
Вечером Степаныч не пришел. Не пришел он и на другое утро. Маша с болью в сердце поняла, что порыва ее старик не одобрил. Рассердился, что влезла она не в свое дело. От дурацкого чувства, что незаслуженно обидела человека, потеряла товарища, у Марии весь день все из рук валилось, настроение было хуже некуда, даже за молоком не поехала, даже всплакнула просто так, без видимой на то причины. Против привычки спать днем завалилась, и сны ей снились нехорошие, мутные. Проснулась под вечер уже, с дикой головной болью, вышла на двор, а там собственной персоной Степаныч. И Незабудка при нем.
Степаныч курил, привалившись спиной к стене дома, на ногах его были разные тапки, один синий, другой коричневый. Машу не видел, а Незабудка подбежала, завиляла хвостом, мягко потерлась о ноги теплой шерстью.
Маша замерла на пороге, не зная, что сказать: то ли гордиться сейчас придется, то ли оправдываться.
– Собирайся, Мария, завтра с утра за тобой приду, – деловито сообщил Степаныч как ни в чем не бывало, не поворачиваясь.
– Где тапки? – только и могла вымолвить Маша. – Потерял уже?
– Дома тапки, – степенно ответил Степаныч, глубоко затягиваясь. – Что их каждый день трепать, хорошие такие. Жалко. Я в этих еще похожу. А завтра будь готова, на этюды пойдем.
– Ну вот, – Мария вздохнула так облегченно, что он даже не понял, обернулся, удивленно пошевелил бровями, – где ж ты, Степаныч, был весь день? Я уж не знаю что и думать.
– А что тут тебе думать? Если правду за собой чувствуешь, то и ладно. А я с самого утра этюдник мастерил, нету ж у меня этюдника. А без него как? Никак.
