И Маша протянула ему сверток.
Степаныч поднял на Машу глаза. Смотрел, а будто бы не видел, словно бы глядел вдаль, за нее и сквозь нее. О чем думал, непонятно. Смотрел и молчал. Лицо его при этом сделалось странно чужим и непривычным, будто мыслями он оказался далеко от этого места, где-то в другом измерении. И чувствовал он себя в том измерении хорошо, покойно и счастливо. И место его, Степаныча, настоящее место находилось именно там. Там он был уверенным в себе, серьезным, знающим свое дело и свое место. Там он был дома. Потом он словно очнулся, сконцентрировал взгляд на Маше, и лицо, к Машиной радости, стало вновь привычным, знакомым. Без имени, без фамилии, носитель одного-единственного отчества как отличительного признака, таким он был Маше ближе и роднее.
Степаныч повертел сверток в руках, помял, пытаясь определить через слой бумаги содержимое:
– А что там?
– Так ты посмотри. Ты только не сердись на меня, если что. Я хотела как лучше.
Степаныч осторожно развернул толстую бумагу, на свет вылезли черные мужские тапки, чуть не упали в траву.
– Это что ж такое? – растерянно, озадаченно спросил он Машу.
– Это я тебе купила.
Степаныч серьезно, не торопясь снял с ног старую обувь, отряхнул ладонью подошвы ветхих носков, надел тапки новые. Медленно, основательно покачал ступнями с пятки на носок, подумал.
– Красивые какие. Моднявые. Это куда же в таких ходить? Они ведь дорогие.
– А что, я тебе «сланцы» должна была купить?
Маша переживала. Ей казалось, что покупкой Степаныч недоволен. Ее подмывало поторопить его, спросить: ну как? Как?
– Куда угодно можешь ходить. Вот куда в старых ходил, туда и в этих можно. Они тебе как раз? Скажи?
– Да, хорошие тапки. Сколько я тебе должен? – Помолчал, прикидывая. – Только я сразу не отдам, через пару недель, я девчонкам веретена новые сделать обещал и так, по мелочи.
– Степаныч! – Маша даже топнула ногой. – Я тебе их дарю, и не вздумай мне ни про какие деньги! Я специально тебе купила.
– Да? – Было видно, что Степаныч растроган ее подарком. – Только зачем же вы, Мария Константиновна, тратились? У меня еще старые вполне хорошие были. Не нужно было…
– Нет, нужно. Мне, Степаныч, приятно будет, если ты их носить станешь.
– Ну, если приятно… – Ему давным-давно никто ничего специально не покупал. Отдавали старые вещи донашивать за ненадобностью, иногда, из жалости, бабы из гостиницы отдавали иностранное барахло, забытое хозяевами. Но специально для него… – Спасибо, Мария. Спасибо тебе.
