– Уже включила, – без тени обиды сообщила Маша. – Вот, возьмите. И еще раз вам спасибо огромное.
Степаныч разогнулся от тачки, внимательно посмотрел на деньги, затем на Машу, помолчал в раздумье. Не сунься Маша со своими десятками, все было бы красиво, интеллигентно, по-соседски. Но две десятки сиренами манили и манили к себе, беззвучно повторяя будто на два голоса: «Три семерки», «Три семерки»…
Тяжелая борьба отразилась на лице Степаныча: все-таки не конченый алкоголик, силы бороться с искушением были, но иссякали они прямо на глазах. Не выдержал, воровато выхватил деньги из Машиной руки и моментально успокоился, отпустило. Теперь уже наличность, понятно, не уплывет. Улыбнулась удача, сам того не ожидая, подкалымил аккурат на разговеться. Ради приличия поболтал несколько минут с Машей, рассказал несколько местных баек про борщевик и, уложив на тачку вдоль грабли и вилы, весело покатил со двора ядовитый силос в компании бессменной подруги своей Незабудки.
А Маша осталась посреди выкошенного двора в сомнениях. А правильно ли поступила? Вроде бы хотела как лучше, а получилось, что потворствует деградации и так социально нестойкого элемента… Эх, хорошо бы курицы для бульона раздобыть.
Как раз за курицей и поехала Маша в компании с Александрой в Норкин.
Повез их на стареньком «Форде» низенький, толстенький дядечка, говорящий неожиданно густым для его мелкого росточка басом.
– Привет, новенькая! – поприветствовал он басом Машу.
Новенькой Машу в последний раз называли в четвертом классе школы.
– Привет вам, абориген. Меня Машей зовут.
– Я не абориген, я первый переселенец, – поправил водитель, выезжая из Лошков.
– Это Коля, столяр, – представила Александра, – золотые руки, когда не пьет. Увидишь у нас статую деревянную или колонну резную, знай – его работа.
– Это точно, – подтвердил немногословный Николай, он больше молчал, и до самого Норкина Маша не узнала о нем ничего более уже сказанного.
Зато Александра трещала не переставая. С сорочьим любопытством пытала Машу про Македонского, Питер, житье-бытье. Маше не хотелось рассказывать при постороннем невеселую историю их с мужем недолгого богатства. Да и вообще не хотелось бередить. Слишком больно было пока от воспоминаний о покинутом доме, снова всплыла в памяти бабушка.
Маша вспомнила, как перед самым отъездом собрала в большую круглую коробку из «Британского дома» дорогие бабушкиному сердцу мелочи и повезла их на хранение бабушкиной сестре.
