Позже я увидела, как он усердно зализывает ранку, сидя на скамейке. В общем-то он вел себя вполне сносно. Кошки легко впадают в панику: любая шуршащая бумажка, любое резкое движение могут их до смерти перепугать. Они ведь живут в одиночку, поэтому всегда должны быть начеку и настороже. За каждым безобидным кустиком, за всяким углом дома может притаиться враг. Только одно в них сильнее недоверчивости и осторожности — любопытство.
Тем временем стемнело, я сварила ужин. Прихватила из дому последнюю банку брусники и приготовила без яиц блинчики. Ничего, если привыкнуть. Конец сенокоса показался мне достаточным поводом для праздника. В те дни я уже не страдала так от отсутствия недостижимых удовольствий. Воображение ничто не тревожило, и вожделения потихоньку уснули. Я радовалась уже тому, что мы с животными сыты, не голодаем. О сахаре тоже почти не вспоминала. В то лето я только два раза ходила по малину, набрала всего ведро. Уж слишком дальней и утомительной была дорога. И ягод стало меньше, чем первым летом, наверное, из-за засухи. Ягоды совсем мелкие и сладкие-пресладкие. Я заметила, что малинник начал зарастать. Через пару лет он совсем зарастет, подлесок заглушит малину.
После сенокоса я наслаждалась дома покоем и подолгу просиживала на скамейке. Я устала, потеряла много сил, и тайные чары вновь взяли надо мной власть. Дни протекали крайне однообразно. В шесть вставала, доила Беллу и выпускала их с Бычком на луг. Потом чистила хлев, несла в дом молоко и переливала его в чулане в глиняные крынки, чтобы отстоялись сливки. Потом завтракала и кормила Лукса и Тигра. Лукс по утрам плотно закусывал, а Тигр только пил молоко. Почему-то, может быть, потому, что был ночным зверем, есть он хотел по вечерам. А Лукс вечером пил молоко. Затем — утренние игрища Тигра: догонялки вокруг дома. Иногда мне приходилось пересиливать себя, но мне это шло на пользу, а Тигру было необходимо для хорошего самочувствия. Играли по строгим правилам, придуманным и установленным Тигром. Бегать можно только в одну сторону, а прятаться всегда в одних и тех же местах: за углом, в старой бочке, за кучей хвороста, за большим камнем, снова за углом и за старой колодой. Тигр несся за угол, а мне следовало прикинуться дурочкой и встревоженно искать его, громко причитая. Ни в коем случае нельзя замечать, что он выглядывает из-за угла, пока он наконец не кинется, как лютый зверь, мне на ноги. Потом на очереди стояла бочка, мимо которой я была обязана проходить, ничего не замечая, только имела право вскрикнуть, когда меня чувствительно — но не слишком больно — кусали, а Тигр в это время исчезал, задрав хвост, за кучей хвороста, вокруг которой я тоже долго кружила, ища полосатого котишку, так хорошо затаившегося, пока он не подскакивал ко мне бесшумно бочком, круто выгнув спину, как лошадка. Смысл игры: гордый умный хищник держит в страхе глупого недотепу-человека. Но поскольку глупый человек был одновременно своим и любимым, его не ели, а только ласково облизывали после игры. Вероятно, мне не следовало так с ним играть. Вероятно, им овладела своего рода мания величия, и он потерял осторожность. Тигр мог играть так и пятьдесят раз подряд, да меня хватало в лучшем случае на десять. Тем не менее кот настолько умиротворялся, что шел в шкаф еще немного поспать. Сначала Лукс тоже был не против поиграть и с лаем неуклюже прыгал вокруг нас. Но Тигр сурово поставил его на место, и с тех пор пес просто следил за нами со стороны, взмахивая хвостом и возбужденно дыша. Только когда у меня совсем не было времени и умолить меня не удавалось, Луксу позволялось занять мое место. Но удовольствия им обоим от этого было немного.
