Когда Тигр так ко мне привязался, Лукс начал немного ревновать. Однажды я подозвала его, погладила, а потом погладила котика и объяснила, что дружба наша по-прежнему нерушима. Не знаю, понял ли он на самом деле. Но впредь относился к котенку снисходительно, а поскольку видел, что тот мне полюбился, то стал его защитником. Когда Тигр забредал в кусты, Лукс за шкирку приносил его обратно. Старую Кошку все это не волновало. Она зажила прежней жизнью — днем спала, а ночью разбойничала. Возвращалась под утро и, мурлыча, засыпала, прижимаясь к моим ногам. Тигр сохранил детскую привязанность к шкафу и спал на прежнем месте. Он пока еще не смекнул, что по природе своей — ночной зверь, и гораздо охотнее играл на солнышке. Я радовалась — ведь днем можно за ним приглядывать, а когда мы с Луксом уходили, я запирала его в кладовой.
Мрачные предчувствия меня не обманули. Начало мая было холодным и дождливым. Шел снег, выпадал даже град, но меня радовало, что яблони уже отцвели. Три последних сморщенных яблочка я однажды, сильно проголодавшись, слопала все разом. Крапиву и весенние цветочки засыпало снегом. Горевать о них мне было некогда.
Как-то весной, когда я тащила сено с сеновала, я приметила три или четыре фиалки. Машинально протянула руку и наткнулась на стену. Мне показалось, что я чувствую их аромат, но, когда рука ощутила стену, аромат пропал. Маленькие фиолетовые личики фиалок смотрели на меня, но дотянуться до них я не могла. Мелочь, но она надолго выбила меня из колеи. Вечером я долго сидела при свете лампы с Тигром на коленях и пыталась успокоиться. Гладя засыпающего Тигра, я понемногу забыла фиалки и вновь почувствовала себя дома. Вот и все, что осталось от цветов первой весны: память о тех фиалках да о прохладной гладкости стены под рукой.
Приблизительно десятого мая я принялась составлять список того, что хотела взять с собой. Немного, но все же более чем достаточно, если не забывать, что все придется тащить в гору на себе. Я вычеркивала и вычеркивала, но по-прежнему оставалось слишком много. Тогда я поделила все на части. На переселение понадобится несколько дней, ведь много мне в гору не унести. Я день-деньской прикидывала, как бы распределить все порациональнее и наилучшим образом. Наконец четырнадцатого мая распогодилось и потеплело, пора было сажать картошку. Я и так опоздала, дальше тянуть было уже некуда. Еще осенью я расширила поле; сажая же картофель, заметила, что оно по-прежнему маловато и вскопала еще клочок целины. Участки разгородила ветками: хотелось узнать, повлияет ли удобрение на урожай. Одну сторону забора пришлось снести, теперь я восстановила ее при помощи сучьев и гибких веток. И вот все позади. Картошки осталось немного, зато семенную я не тронула.
