я не выдержала. Кошка продолжала глубоко презирать меня и поворачивалась ко мне полосатым задом, Луксу же страстно хотелось гулять. Я надела, что нашлось самого теплого, и мы с псом пустились в путь.
Был изумительный морозный день. Заснеженные деревья сверкали на солнце так, что глазам было больно, а снег сухо скрипел под ногами. Лукс помчался со всех ног в облаке сияющей пыли. Было так холодно, что перехватывало дыхание и при каждом вдохе кололо в легких. Я обвязала нос и рот платком и низко надвинула на лоб капюшон. Сперва направилась к тому месту, где подкармливали дичь. Там все было истоптано. Я похолодела, поняв, что в трудную минуту они все пришли, а кормушки оказались пустыми.
Внезапно я возненавидела голубой мерцающий воздух, снег и саму себя, потому что ничего не могла сделать для животных. В такой ситуации каштаны мои были почти что ничем. Чистое безрассудство расставаться с ними, и все же иначе я не могла. Ни минуты не медля, вернулась, вытащила оба мешка из кладовой, связала их вместе и потащила за собой по снегу. Лукса это мероприятие глубоко восхитило, подбадривая, он с лаем скакал вокруг меня. Всего-то и ходу было минут двадцать, но в гору и глубоким снегом, я совсем запыхалась, а руки окоченели, пока добралась. Опорожнила мешки в кормушку и показалась самой себе совершенно сумасшедшей. Было отчаянно холодно, я не решилась присесть и побрела поэтому дальше в гору. Всюду следы. Крупная дичь спустилась с гор вниз, к косулям. В сумерках они все придут к кормушкам и хоть раз наедятся досыта.
Кора на молодых деревцах обглодана, и я решила будущим летом припасти для дичи немного сена с лесной луговины. Принять решение было просто: до лета еще далеко. Правда, позже, выкашивая луговину, я судила об этом уже иначе. Как бы там ни было, теперь у меня всегда напасено столько сена, что в самом скверном случае я смогу подкармливать дичь целую неделю. Верно, умнее было бы не делать этого, дичь и без того неуемно размножается, но я просто не могу бросить животных на голодную смерть.
Четверть часа спустя почувствовала, что больше не в силах мерзнуть, и повернула к дому. Казалось, Лукс тоже не прочь вернуться, его восторг стремительно остывал. На обратном пути я наткнулась на косулю, почти полностью заметенную снегом. Она сломала заднюю ногу и не могла двигаться. Перелом очень тяжелый: сквозь кожу торчали обломки кости. Я знала, что немедленно должна положить конец ее мучениям. Косуля была молодая и сильно отощавшая. Ружья я не взяла и была вынуждена прикончить животное ударом складного ножа в затылок. Косуля неуверенно подняла голову, взглянула на меня, потом вздохнула, задрожала и рухнула на снег. Хороший удар.
