А как чужды мне насекомые. Я наблюдаю за ними и дивлюсь им, но я рада, что они такие крошечные. Муравей величиной с человека был бы для меня кошмаром. Исключение делаю только для шмелей, вероятно, потому, что пушистым тельцем они напоминают мне крохотных млекопитающих.
Иногда хочется, чтобы это отчуждение перешло в близость, но от этого я очень далека. Чужой и злой для меня по-прежнему одно и то же. И я вижу, что от этого не свободны даже звери. Этой осенью появилась белая ворона. Она всегда летает немного позади остальных и одна сидит на дереве, а товарки ее избегают. Не понимаю, почему другие вороны не любят ее. Для меня она — особенно красивая птица, но остальным воронам она отвратительна. Я наблюдаю, как она сидит одна-одинешенька на своей елке и глядит на лужайку, грустная неудачница, которой и быть-то не должно, белая ворона. Она сидит, пока не улетит стая, тогда я выношу ей немножко поесть. Она такая ручная, что я могу к ней подойти. Иногда, когда я подхожу, она даже слетает на землю. Ей не понять, отчего она изгой, другой жизни она не ведает. Она всегда будет такой отверженной и одинокой, что боится человека меньше, чем своих черных родичей. Наверное, они до того ее презирают, что брезгуют даже насмерть заклевать. Я каждый день жду белую ворону и приманиваю ее, а она внимательно глядит на меня красноватыми глазами. Я очень мало что могу для нее сделать. Возможно, мои подачки продлевают жизнь, длить которую не нужно. Но я хочу, чтобы белая ворона жила, а иногда мечтаю, что в лесу заведется еще одна и они найдут друг друга. Я в это не верю, просто очень хочу.
Из-за болезни февраль показался совсем коротким. В начале марта неожиданно потеплело, таял снег на склонах. Я боялась, что Кошка отправится на поиски приключений, но она не обнаруживала и намека на любовную тоску. Болезнь даром не прошла. Она часто резвилась как котенок, потом засыпала от усталости. Была дружелюбной и терпеливой, Луксу нравилось с ней водиться. Дошло даже до того, что они стали спать вместе под печкой. Такое превращение немного меня беспокоило, казалось, оно знак того, что Кошка еще не вполне поправилась. Я тоже продолжала чувствовать слабость, это было опасно. До начала весенних работ непременно нужно собраться с силами. Иногда побаливал левый бок. Когда я таскала сено или колола дрова, появлялась одышка, она мешала. Не сильная боль, просто неотвязная, как постоянное предостережение. Я посейчас чувствую ее, когда меняется погода, но с лета снова могу глубоко дышать. Боюсь, болезнь отразилась на сердце. Да что толку с этих опасений.
