Тем временем события в хлеву приняли угрожающий оборот. Белла требовала супруга и ревела день напролет. Ничего нового в этом не было, так и прежде случалось, и я привыкла не брать это в голову, раз уж не могла помочь. Не понимаю, отчего я не задумывалась о будущем. Наверное, что-то во мне не давало воли мыслям о том, что в один прекрасный день Бычок станет взрослым. Однако с самого его рождения я ждала этого момента. Так или иначе, но однажды я увидела, как он приближается к матери со вполне недвусмысленными намерениями. Первой реакцией были испуг и раздражение. Он оборвал веревку и стоял передо мной, весь дрожа, с налившимися кровью глазами. Вид, в общем-то говоря, страшный. Тем не менее он дал себя привязать, и ничего больше не случилось.
Я тут же вернулась в дом и села к столу подумать. Ни малейшего представления, как вести себя дальше. Можно ли вообще оставлять их вместе, не принесет ли это вреда Белле, она ведь слабее Бычка? Он становился все настойчивее, Белла, кажется, боится его. Их необходимо разлучить. Как ни желанна была зрелость Бычка, на первых порах она не принесла ничего, кроме досады. Стало ясно, что необходимо соорудить для него в хлеву надежное стойло, откуда он не смог бы вырваться. Досками не обойтись, нужны бревна. Я срубила два молодых деревца, потом поняла, что построить стойло не смогу. Плотничать я не умею. От ярости и разочарования я разревелась, потом принялась искать другой выход. Бычка следует переселить в гараж. Это решение повлекло за собой тяжкие труды. Мне пришлось сложить сено в одной из верхних комнат. Носить оттуда каждый день сено в два хлева было утомительно, а для Бычка переселение означало холод и темноту. Но выбора не было.
Выкопав в гараже сток для нечистот, я положила на землю доски и солому, потом перетащила из хлева вторую кровать, что служила Бычку кормушкой; привыкнуть к потемкам я не смогла, поэтому пропилила в дощатой стене отверстие и застеклила его, укрепив рейками стекло, взятое в одной из комнат. Теперь в гараже стало по крайней мере светло. Потом проконопатила щели в стенах мхом и землей, наполнила кормушку сеном и поставила ушат с водой. А потом привела Бычка. Ни его, ни меня переселение не осчастливило. Он стоял, грустно опустив большую голову и тупо уставясь в пол, ничему не противился. Он не сделал ничего плохого и был наказан за то, что вырос. Не в силах больше слышать рев матери и сына, я ушла с Луксом в лес. Теперь на мою долю приходилось вдвое больше работы и чувство, что я поступаю жестоко. У бедняг не было ничего, кроме друг друга и бесконечной таинственной беседы их теплых тел. Я надеялась, что у Беллы будет теленок и одиночество ее закончится. Положение Бычка было безнадежно.
