— Если человека называют бандитом и разбойником, то другие заранее боятся его. А я его не боюсь, — сообщил Художник. — Он мне лишнего слова никогда не сказал…
Кока скептически посмотрел на него, а Тугуши фыркнул:
— А на хер ты ему нужен?
— Может, это он тогда в твою мастерскую залез и все твои картины пожег и порезал? — напомнил Тугуши.
— Может быть, — скорбно покачал заросшей головой Художник. — Никто ж не видел. На нет и суда нет!
Помолчали.
— Где может быть Борзик? Куда он запропастился? — в тысячный раз спрашивал у пустоты Тугуши.
Художник пробормотал что-то, а Кока про себя усмехнулся: «Где, где…». Когда кто-то отправляется за кайфом, он может очутиться где угодно — прятаться под забором или стоять в телефонной будке, играть в шахматы или есть пирожки в сомнительном кафе. Или писать объяснительную в милиции неизвестного села. Или клянчить в аптеке пузырь. Ловить машину на обочине шоссе. Драться или лежать избитым (а то и убитым) на бахче. Или лопать арбуз на той же бахче. Искать цыгана в поле, бабая в хлопке, бая в бане, ведьму в лесу, иголку в стогу или шприц в сортире — в общем, везде и всюду.
— Я думаю, он просто ждет барыгу! — не дождавшись ответа, сам себя успокаивал Тугуши.
Конечно, для всех предпочтительней всего было думать, что Борзик просто тихо сидит в чайхане, а барыга запаздывает, что бывает сплошь и рядом: у кого в руках кайф — у того и власть, и ждать его будут сутками и неделями, лишь бы пришел.
Да и какой он, этот барыга? Где живет? Что делает? Где кайф хранит? Сам Кока никогда настоящего барыгу живьем не видел (парижские дилеры не в счет), и поэтому ему каждый раз представлялся новый образ: то барыга представал бородатым мужиком в папахе, то старой женщиной-цыганкой в монистах, то узкоглазым узбеком в халате и сапогах. Но чаще всего — страшным лохматым татарином, который отсыпает отраву из коричневого бумажного мешка, скаля золотые зубы: «Хороший кайф даю, жирный, крепкий!» — пересчитывает толстыми пальцами деньги и, круто завернув полу ватника, прячет их в карман солдатских галифе…
Кока очень жалел о том, что он лично не знает никакого барыгу, чтобы, как другие парни, приехать от него, бросить на стол добычу и рассказывать, какая она хорошая, как было трудно ее взять, какой он сам молодец и как хитро он выкрутился из всех напастей и обскакал все препоны. Этот шик был недосягаем для Коки, и ему приходилось довольствоваться долей понурого «ждущего», хотя в душе он завидовал «берущим»: их все ищут, ждут, за ними бегают, с ними цацкаются, им несут цацки, подлизываются, оказывают знаки внимания, всюду приглашают и водят.
