Эта мания Михаила — его любовь к часам — представляла собой чуть ли не все интересы венценосца. Во время торжественных обедов возле него всегда ставили двое часов. От органного мастера Мельхерта были выписаны два часовых дел мастера, которые должны были «русских людей часовому мастерству научить». Когда Мельхерт сделал часы с органом, из которых появлялись соловей и кукушка, Михаил растрогался чуть не до слез и подарил Мельхерту огромную по тем временам сумму — 3 тысячи рублей.
Характер Михаила, при всей его простоватости, — лукавый, с хитрецой. Когда, например, воевода Шеин под Смоленском был разбит наголову Владиславом и русские войска, сдавшись, отдали все ружья, пушки и знамена, царь решил сделать Шеина козлом отпущения за позорные результаты войны. Шеин успешно доказал, что вовсе не на нем лежит вина за поражение, но тогда ему поставили в вину, что он-де 15 лет назад целовал крест польскому королю. В этом же самом был повинен и сам царь Михаил, но это Шеина не спасло. Ему отрубили голову. Кстати уж отрубили голову и его товарищу Измайлову, который обвинялся в том, что говорил «много воровских непригожих слов о царе и патриархе».
Любопытная и очень характерная для всего царствования история разыгралась также с вопросом взятия Азова. Донские казаки, голытьба, кормившаяся набегами на турецкие владения по берегам Черного моря, «промышлявшая зипунов», по тогдашнему выражению, взяла было с налета Азов. Когда султан осадил город, чтобы вернуть его, воинственные казаки усмотрели в этом вопрос самолюбия и решили Азова ни за что не отдавать: «Подавишься, собака, а Азова не увидишь».
Отношения между Россией и Турцией имели характер хронической ссоры. Крымские татары испокон века нападали на окраины Московии, и московский царь сделал жалобы по этому поводу турецкому султану. Казаки, со своей стороны, также испокон веков нападали на турецкое побережье, и турецкий султан отсылал, со своей стороны, одну жалобу в Москву за другой.
Когда на этот раз казаки решили отстоять Азов и умудрились отразить 24 приступа двухсоттысячного турецкого войска, они послали гонцов к царю Михаилу с просьбой принять Азов под свою высокую руку. Без помощи Москвы бороться долее с турецкими войсками казакам было не под силу.
Как ни хотелось Михаилу сохранить за собой Азов, но достигший уже сорокавосьмилетнего возраста царь взять на себя решение этого вопроса не решился. Был созван особый Земский Собор, где бояре, «уставив брады в землю», стали решать вопрос, принимать ли Азов, а если принимать, то где взять деньги для войны с Турцией. Сословия, представленные на Соборе, высказались по-разному. Духовенство, не рисковавшее призывом в войска и необходимостью рисковать своей жизнью, заявило, что воевать надо и Азов необходимо удержать, но о деньгах на войну помалкивало. Дворяне и дети боярские, со своей стороны, полагали, что вопрос о деньгах можно решить легко, стоит только отобрать патриаршью казну, а также домовую казну у архиереев и в монастырях. При этом случае дворяне и дети боярские не только просили принять меры, «чтобы государева казна без ведома не терялась», но еще и жаловались на свою бедность, указывая, что «дьяки и подьячие от взяток обогатели, накупили поместий и вотчин, построили себе дома каменные, каких прежде и у великородных людей не бывало».
