Надя нежно обняла её.
— Тс-с-с-с! Верочка! Веруня! Не надо! Успокойся! Я тебя прошу! Вон на нас смотрят…
— Я больше не могу-у-у-у! — жалобно скулила, всхлипывала Вера. — Он уже всё рассчитал, уже отпуск попросил. Как только я рожу, он повезёт меня в Германию, чтобы там пожениться! Надя, Наденька, что же мне делать?..
— Потерпи, Верунь! Я слышала, наши перешли в наступление. Они скоро вернутся!.. Потерпи, мы что-нибудь придумаем…
Надя говорила, сама понимая, что её слова звучат неубедительно, фальшиво. Вере ничем нельзя было помочь. И на самом деле она ничего не могла посоветовать подруге, мучилась от собственного бессилия.
— «Вернутся!» — горько передразнила её Вера. — И что? Что я буду делать? Кому я в глаза смогу посмотреть! Со мной и так почти никто не здоровается! А Наташа? Что я скажу Наташе, когда она вернётся? Что у неё теперь братик или сестричка, которого зовут Гансик или Эльза… О, господи! Ну за что?! За что?
Она снова разрыдалась. Эти последние месяцы она плакала столько, сколько никогда за свою предыдущую жизнь. Ей казалось, что она выплакала все слёзы на много лет вперёд. Но к её удивлению, они всякий раз снова струились по лицу безудержным солёным потоком.
Окно на втором этаже распахнулось, оттуда высунулась баба Луша, энергично замахала рукой:
— Надя! Иди скорей, тебя ищут!
Надя затушила сигарету, вскочила с места.
— Не отчаивайся. Я вечером приду, мы что-нибудь решим.
Вера равнодушно кивнула, было непонятно, услышала ли она то, что сказала Надя.
Тяжело встав со скамейки, она, не прощаясь, заковыляла прочь. Безнадёжно потащилась в безрадостную весну, на прочной незримой цепи волокла за собой свою беду.
Надя секунду с состраданием смотрела ей вслед, затем смахнула невольно появившиеся на глазах слёзы и, резко отвернувшись, побежала в здание.
Прошла ещё неделя. Всё вокруг бурно оживало, оттаивало. Но чем теплее становился воздух, тем мучительнее и тягостнее становился для Веры каждый новый день.
Минуты быстро складывались в часы, а те проносились всё быстрее, ускорялись, издевательски приближали страшный момент её позора. Время предало Веру, оно тоже оказалось на стороне врагов, неотвратимо загоняло её в западню, из которой не было выхода.
Прошедшей ночью она почти не спала, периодически впадала в странное, короткое забытье, в испарине выныривала из него, напряжённо думала, уставившись в темноту сухими, блестящими глазами, потом снова проваливалась, чтобы вскоре опять очнуться.
