Да, я раскрыт, но тут уже ничего не поделаешь. Тень тоже раскрыли…
Стрелки часов на привокзальной башне сошлись над выведенной киноварью и позолотой восьмиконечной звездой – одном из сорока трех символов на циферблате. Сначала раздался звонкий щелчок, вспугнувший с карнизов мелких крылатых животных, затем зазвучал раскатистый медный перезвон. Но его почти сразу заглушил гудок паровоза.
Ливень прекратился, сквозь разрывы в седых тучах выглянул полосатый бок Бриарея. Гигантская планета отражалась в лужах на перроне. Профессор Брукс бросил недокуренную сигарету в одну из них, неторопливо свернул зонтик и поднялся в вагон, оставляя на стальных ступенях свежую грязь. Из-под колес локомотива хлынул пар, поршни пришли в движение, и состав плавно тронулся.
Я ждал профессора в тамбуре. Брукс хмуро посмотрел на меня, затем открыл дверь из мореного путникового дерева, махнул зажатыми в ладони перчатками из тонкой замши:
– Проходите, сударь. Располагайтесь.
В коридорчике стоял навытяжку юный проводник в синем двубортном кителе, брюках с лампасами и картузе с серебристым козырьком.
– Добро пожаловать на Южный экспресс, господа, – отчеканил он, глядя над нашими головами. – Меня зовут Руд.
Брукс небрежно кивнул парню. Обошел его и встал перед открытой дверью, за которой я увидел двухместное купе. На Земле бы такие апартаменты назвали «повышенной комфортности».
– Когда прикажете подать обед? – поинтересовался проводник. Я услышал в его голосе замаскированное волнение. И вдруг почуял запах предательства.
– Господин Айрус… – переадресовал вопрос профессор.
Я пожал плечами.
– Спасибо, я не голоден.
Тогда профессор снова взмахнул рукой.
– Позднее, Руд. Ступайте! Мы вызовем вас, как только в этом возникнет необходимость.
Проводник коротко поклонился и отправился к себе. Я вошел в купе. Профессор посмотрел в одну сторону коридора, затем – в другую, плотно затворил дверь.
– В своем мире вы, наверное, привыкли к удобству, – то ли спрашивая, то ли утверждая, произнес Брукс. Он, зажмурившись, опустился в кожаное скрипучее кресло, поерзал, удобнее устраивая свой геморрой.
Несмотря на то что тучи разошлись, день был сумрачным, и в купе царил полумрак. Я включил настольную лампу – под сиреневым абажуром вспыхнул яркий свет.
Стол, застеленный аккуратной скатертью, деревянные панели на стенах, зеркала в оправе из начищенной меди, журнальный столик, заваленный свежими газетами и журналами, кожаные кресла и диван, две кровати в разных концах купе под шелковыми балдахинами, на полу – ворсистый ковер, заглушающий звук шагов.
