Жануария пошевелилась, но я попросил ее не двигаться. На самом деле в этом не было необходимости, так как она просто продолжала плакать, всхлипывая как ребенок. Раненая и сбитая с толку, она никак не могла прийти в себя. А я, имея все основания подозревать в нападении Блондина, счел лучшим об этом не говорить, и лишь повторял, утешая ее, что боль скоро пройдет.
Более трезво оценить ситуацию я не мог, поскольку понятия не имел, в чем причина, послужившая толчком для такого развития событий, а главное, ничего не знал об этой фазенде, на которой оказался при столь странных обстоятельствах. Так как слезам, казалось, не будет конца, оставаясь рядом с ней, думаю, что я тоже плакал. Сцена выглядела довольно патетически. Наконец она попыталась подняться, но пришлось решительно удержать ее за плечо, приказав успокоиться. Потом подложил ей под голову подушку:
— Так будет лучше, Жануария.
Она переменила позу, устроила поудобней голову и впервые пристально посмотрела на меня. В ответ я посмотрел на нее и опустил глаза. Что она чувствовала? Стыд или недоумение? Возможно, испуг? Никогда не предполагал, что увижу такое беззащитное лицо, выражающее глубочайшее отчаяние и абсолютную покорность. Бедняжка плакала навзрыд, сотрясаясь всем телом. И я, слушая этот плач, по непонятной причине ничего не предпринимал. Не знал, что нужно сделать или хотя бы сказать. Поэтому в нерешительности стоял рядом как истукан. Всхлипывая, она едва успевала выговорить: «Эмануэл, Эмануэл»!
Внезапно плач прекратился. Возможно, она просто не чувствовала своих слез, стекавших по мокрым раскрасневшимся щекам. Я подошел к ней ближе и взял за правую руку:
— Не бойся Жануария, я останусь с тобой, что бы ни случилось! Не бойся.
Но, кажется, это лишь все ухудшило, так как она разрыдалась еще сильней. Меня испугало то, что свои бессвязные слова она подкрепляла движениями раненой руки. Я поспешил покрепче затянуть узел на полотенце, чтобы неподвижно зафиксировать руку. Однако она воспротивилась:
— Не делай мне больно, Эмануэл! Не так сильно.
Я спросил ее, нет ли в ванной комнате медикаментов — обезболивающих или антисептиков для обработки раны. Она кивнула утвердительно и сразу же замотала головой, давая понять, что ничего подходящего там нет. В чем дело? Это меня заинтриговало. Но тут же подумал, ведь она еще плохо соображает. Рана, видимо, снова начинала беспокоить. Плач возобновился и этого оказалось достаточно, чтобы я отпустил ее руку и попытался найти другое решение.
