Ее закрытые глаза рождали у меня ассоциации, связанные с удивительным покоем, детским сном и, по какой-то непонятной причине, — с покойниками. Мне пришлось видеть не так много мертвецов, но любопытно, что у всех у них глаза были закрыты легко и спокойно. Попробовал отогнать зловещие воспоминания. Хотелось думать, что она спит.
Сон. В ночной тишине, усиливавшей это впечатление, абсолютная неподвижность сомкнутых век Жануарии, скрывающих черные зрачки, выглядела естественно. Казалось, что мой голос не достигал ее слуха. Поэтому я решил дотронуться до ее гладкого и такого соблазнительного лица, приводившего меня в возбужденное состояние. Но были сомнения. Как поступить? Потрепать тихонько по щекам, одновременно произнося ее имя? Или просто продолжать звать? Я выбрал первое. Мои старания дали результат. Она медленно открыла глаза и обвела ими вокруг себя, как бы спрашивая: где я нахожусь? Тут же выступили слезы. От боли или от страха? Или и от того и другого сразу? Боль — от полученного ранения. Страх, наверняка, — от падения на ковер и от того, что рядом нахожусь я. Очнувшись, она поняла, что ее бросили, и поэтому в ее глазах стоят слезы. Я попробовал что-то сказать, но смог выговорить только имя — Жануария!
Плача, она попыталась неповрежденной рукой дотянуться до раны. Помешал ей это сделать со словами, что беспокоиться не о чем, — «ничего серьезного», «всего лишь царапина». И наконец-то в голову пришла дельная мысль. На столе лежало небольшое полотенце, подстеленное под серебряную вазу для фруктов. Взял его и, стряхнув пыль, аккуратно свернул. Затем, завязав им рану, оставшийся свободным конец обмотал поверх рукава платья, пропитанного кровью. Зафиксировав руку в одном положении, я посоветовал ни в коем случае ею не шевелить.
Слезы Жануарии приводили меня в растерянность и в то же время заставляли быть рядом, чтобы успокоить. Даже позабыл спросить, нет ли в доме аптечки для оказания первой медицинской помощи. Меня удивило, что пуля, которая оставила эту рану, не убила девушку. Как могло получиться, почему пуля прошла между грудной клеткой и левой рукой? Отсюда со всей очевидностью следует, — стреляли в сердце, то есть с твердым намерением убить наповал. Почему Блондин пошел на это? Я не находил ни малейшего повода для оправдания такого поступка.
Почему человек устроен так, что от любви до ненависти его отделяет всего лишь один шаг? Какая слепота заставляет действовать с такой бездушной жестокостью? У меня не было никакого ответа на эти вопросы. И, напротив, не вызывало сомнений, кто стрелял в Жануарию. Конечно же, этот несчастный Блондин! Ведь я видел его с пистолетом в руке, взбешенного, похожего на монстра.
