Я провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть капельки пота, выступившего по всему телу. И ответил, что шел в Сеара. И не смог продолжить, так как она рассмеялась, а затем произнесла: «Какой ты смешной, Эмануэл! Как это можно идти пешком в Сеара? У тебя с головой все в порядке, Эмануэл?»
— Естественно, дорогая, — вклинился в разговор Блондин. — Спорим, что он делает это, потому что у него нет ни гроша! Но он идет вперед к счастливой жизни!
Она замолчала и виновато посмотрела на меня. Я, оценив такую непосредственность, попытался что-то объяснить, одновременно стараясь поудобнее устроить свои «уснувшие» ноги.
— Да, это правда, у меня нет денег, но в один прекрасный день я приду туда, где родился — в Сеара, чтобы вновь увидеть своих знакомых, своих родителей, братьев и сестер, друзей.
Блондин повернулся в мою сторону, однако девушка вновь стала теребить его ухо, потребовав, чтобы он посмотрел в зеркало заднего вида, расположенное над лобовым стеклом, и сказала: «Дорогой, ты начинаешь мне нравиться, потому что тот, кто страдает, способен лучше понять других».
Съехав с главной дороги, машина утратила плавность хода, что заставило меня перенести тяжесть тела вперед, наклонившись к сиденью девушки. Однако я не рассчитал и слегка коснулся ее плеча. Поскольку платье было открытым, этого прикосновения было достаточно, чтобы ощутить тепло гладкой кожи. Я извинился, но как только она вновь удобно устроилась, Блондин искоса посмотрел на меня и напомнил, что я должен быть поосторожнее с пакетом яиц, лежавшим у меня на коленях. Тогда я приподнял пакет так, чтобы он мог видеть, что все они целы. Он засмеялся и девушка тоже бросила взгляд на поднятый сверток. Снижая скорость, Блондин проговорил, что после такой тряски из этих яиц наверняка вылупятся старые индейки. После этих слов мы долго смеялись, потому что в шутке был пикантный оттенок, который он придавал всему, о чем говорил. Но вдруг он добавил: «Только страдание учит человека быть человеком, — при этом он ударил себя в грудь, будто его пример был самым убедительным из всех. — Я почувствовал себя взрослым мужчиной, когда испытал первую несправедливость в жизни; до тех пор жизнь представлялась мне историями, которые показывают в кино. Но это обман, Эмануэл, всегда только реальный мир учит жить».
Так как голос Блондина начал звучать как заклинание, я испугался, что он не только примется рассказывать свою жизнь, но и станет расспрашивать о моей. Я же столько уже всего наговорил, столько совершил глупостей, что испытывал чувство стыда. Меня уже ничто на свете не интересовало, кроме того, куда мы едем.
