Он там про мечту говорил, про Циолковского, про Менделеева, про Икара, что ли, а я дядю Васю вспоминал и посмеивался.
В зале потом говорили — каждый про себя, кто о чем мечтает. Один говорит с кровати: математиком хочу стать, кибернетиком, такую, говорит, электронную машину сделать хочу, чтоб она самые сложные тайны разгадывала: другой говорит: радиофизиком буду, дальние миры хочу открывать: а третий говорит: биология меня интересует, хочу все болезни победить, чтоб не было на земле больных, и главное — рак уничтожить и костный туберкулез.
А девчонка одна стихи прочитала Блока, прочитала, правда, хорошо, и говорит: актрисой хочу стать. Ну, думаю, плохо же ты знаешь, что такое актриса, думаешь — только цветы, аплодисменты, стихи… А это труд собачин, ни дня, ни ночи, и сплошная война — с режиссером, с помрежем, с завпостом, с соперницами… Знала бы, что я знаю, ни в жисть не мечтала об этом! А потом та самая Аленка, что давно лежит и неизвестно когда встанет, свои стихи читала. Они все бешено хлопали, а когда Николай Петрович газету им показал, так они чуть весь зал не разнесли, подняли ее кровать на помост, заставили еще читать, цветов накидали…
«««Они еще долго кричали, хлопали, песни пели и рассказывали про свои мечты, а я Сашу все высматривал, не нашел нигде, выбрался незаметно, спустился по лестнице — ив парк.
Никого там в тот час не было, ни одной души, только деревья огромные стоят, чуть покачивают вершинами, а над ними луна сквозь облака светит, желтоватым светом все залито, будто воском облито, и вот так замерло…
И так чего-то мне грустно стало, сам не знаю, никогда такого не было, иду по парку, гляжу на деревья, на небо, на облака, на длинные тени от стволов, и чего-то странное со мной происходит, будто в груди ворочается что-то, дышать не дает…
А потом мне показалось, что кто-то плачет. Сначала не поверил, пошел дальше, потом слышу — точно, всхлипывает кто-то. Присмотрелся и вдруг увидел: стоит Саша возле дерева, ствол рукой обхватила, всем телом прижалась и рыдает безутешно.
«Ну, — думаю, — дела!» Подошел тихо, тронул ее за плечо.
— Ты чего? — говорю.
Она испугалась сначала, вскинулась, а как увидела меня, еще сильней затряслась.
— Обидел тебя кто?
Мотает головой, молчит, всхлипывает.
— Да что случилось, объясни толком? Опять про дом вспомнила?
— Сказа-а-али, готовься, чрез день юло-о-жат… — и опять затряслась вся.
А у меня внутри вдруг холодно стало. Но я еще не верил.
