Это все после приезда Валерия началось, а вернее даже после того письма, что я вместе с газетами принесла. Он его тогда читать не стал, только глянул на конверт и в карман положил. А потом поздно вечером читал, на кухне.
Мы все спать уже легли, а потом я вышла в коридор, вижу: он сидит за кухонным столиком у окна, голову сжал руками, а перед ним листки и конверт. Услышал, что я вышла, листки книгой прикрыл, сделал вид, что читает, а сам грустный такой…
Я не выдержала, подошла к нему сзади, обняла, прижалась щекой. А он погладил меня, поцеловал и говорит:
— Иди, доча, отдыхай, тебе ведь вставать рано.
— А тебе?
— Я еще поработаю немного, ладно?
Он опять погладил мою голову, поцеловал, прижал к себе.
— Ты чего такой? — прошептала я ему на ухо.
— Какой?
— Не знаю… Печальный.
— Ну, это тебе показалось. Устал немного, наверно. Ты иди, спи.
Я ушла, а он еще долго сидел, потом поднялся к Валерию, я слышала, и о чем-то с ним разговаривал.
ВАЛЕРИЙ
Я лежал на тахте, крутил потихоньку маг, рассматривал книгу «Природа и люди» про разных там диковинных зверей — я ее на этажерке нашел, и вдруг слышу — стучит кто-то снизу, и голос его слышу.
— Валерий, ты не спишь?
Ясно, что не сплю, магнитофон слышно! Я подошел, поднял крышку.
Извини, — говорит он, — дело одно есть, можно и тебе?
— Можно, — говорю.
Он поднялся, увидел книгу на тахте.
— Ты лежи, — говорит, — отдыхай, а я посижу возле тебя.
Взял стул, поставил рядом с тахтой, сел. Ну, я тоже сел, маг выключил. Сидим мы друг против друга, я его тапочки рассматриваю, он — мою голову. Посидели так.
Тут вот какое дело, — говорит он, — на послезавтра у нас морская прогулка намечена, вдоль берега, на прогулочном теплоходе «Дельфин». Ребят катать будем, если погода не подведет. Ну, а с ними, сам понимаешь как: за каждым в оба глядеть надо, дети все-таки… Так вот я хотел тебя попросить, прими участие, помоги, а? Как ты на это смотришь?
Как я на это смотрю! Дураку ясно, как я на это смотрю, какой же болван откажется по морю покататься. Да только зачем он придумывает всякие воспитательные подходы, будто я не понимаю что к чему.
И я говорю:
— Что ж, это можно. Только неужто у вас провожатых не хватает? Прокатиться, наверно, желающих сколько угодно?
Да, понимаешь, — говорит он, — сколько провожатых не берем, все беспокойно, все душа не на месте. Да и не каждому такое дело доверить можно.
Он Смотрит на меня своим ясным, приветливым взором, его светлые глаза прямо-таки сияние излучают, и я опять вспоминаю, что его называли «Светлашечка».
