Он решительно двинулся к гостинице. Туман почти рассеялся, и он чувствовал себя, как рабочий сцены, замешкавшийся после поднятия занавеса и оказавшийся у всех на виду.
Поставили ли они полицейского у гостиницы? Он шел настороженно, держа перед собой развернутую вечернюю газету… Вокруг никого не было. Дверь распахнута как обычно. Он быстро вошел и прикрыл за собой вторую стеклянную дверь. Откуда-то со второго этажа донесся голос хозяйки: — Это вы, мистер Мукерджи?
Он буркнул: — Да, — надеясь, что мистер Мукерджи не употребляет в таких случаях какие-нибудь особенные выражения, а акцент у двух иностранцев спутать нетрудно. Во всяком случае, она не переспросила. Все заведение казалось удивительно притихшим, будто смерть еще носилась в воздухе. Ни стука вилок в столовой, ни гама из кухни. Он беззвучно поднялся по покрытой ковровой дорожкой лестнице. Дверь комнаты управляющей была полупритворена; он прошел мимо и поднялся выше по голым деревянным ступеням. Из какого окна она выбросилась? Он вставил ключ в дверь своей комнаты и тихо открыл ее. Где-то за стеной послышался кашель. Дверь он оставил приоткрытой — раньше или позже он услышит голос мистера К. Он заранее решил, что проще иметь дело с ним — если прижать посильнее, он сломается быстрей, чем управляющая.
Он осмотрел полутемную комнату. Шторы были опущены, словно в комнате лежал покойник. Он обернулся к кровати и с ужасом понял, что она здесь, прибранная для похорон. Велено ждать следователей? По-видимому, это единственный свободный номер. Ее комната уже наверняка занята — жизнь идет своим чередом… Она лежала одеревеневшая, чистая, неестественная — кто придумал, что смерть похожа на сон? Смерть похожа только сама на себя. Птенец со скрюченными лапками, лежащий вверх клювом на дне клетки — вот самый точный символ смерти. Он не раз видел мертвецов на улице после воздушных налетов. Но они лежали согнувшись и сжавшись, как зародыши во чреве. Здесь другое дело — особая поза, особый случай. Никто никогда не лежит так ни во сне, ни в муках боли.
Некоторые молятся при виде покойника. Это пассивное выражение скорби — он же рвался действовать. Лежавшее перед ним тело, казалось, освободило его от страха перед болью — теперь он готов встретиться с тем шофером на любой пустынной дороге. Страх стал для него пустым понятием. Он ничего не сказал мертвой девочке — все равно не услышит, это уже не Эльза. Послышались шаги на лестнице, голоса. Он спрятался за портьеру и сел на подоконник, чтобы убрать ноги с пола. В комнате зажегся свет. Голос управляющей произнес:
