— У меня их нет.
— Где они?
Большой палец сильнее надавил на правый глаз. Мистер К. все еще ковырялся у двери. — Она не запирается, — донесся его голос.
— Не в ту сторону поворачиваете ключ.
Д. попытался приподняться, но палец снова упирается в глаз и уже не двинешься с места. Д. почувствовал ужас, словно у нее не только на лице, но и на пальцах гнездилась какая-то зараза. Здоровенная туфля прижимает его ладонь к полу. У двери опять верещит, жалуясь на что-то, мистер К. И вдруг испуганный, но решительный голосок из-за двери:
— Это вы звонили, мадам?
— Нет.
Д., шатаясь, поднялся на ноги.
— Это я звонил, Эльза, — сказал он. — Мне стало плохо. Небольшое головокружение. Кажется, машина скорой помощи на улице?.. Однажды меня засыпало во время налета. Дай мне руку, пожалуйста, помоги добраться до кровати.
Комната снова качнулась — тумбочка для обуви, девицы на стенах в черных шелковых чулках, массивные стулья. Он сказал:
— Я запрусь в номере, иначе всю ночь буду ходить во сне по всему дому.
Они медленно поднимались на верхний этаж. Он сказал:
— Ты вовремя пришла. Я мог бы выкинуть какую-нибудь глупость. Думаю, что послезавтра утром мы сможем отсюда уехать.
— И я тоже?
— Да, и ты тоже, — пообещал он опрометчиво. Как будто в этом взбесившемся мире можно что-то предсказать хотя бы на секунду вперед…
Кошачий мех и пыльная юбка преследовали его всю ночь. Покой его обычных снов рухнул — ни цветов, ни тихих рек, ни старых джентльменов, рассуждающих о лекциях. После того, самого страшного налета он больше всего боялся удушья. Хорошо, что противник расстреливает, а не вешает тех, кто попадается ему в руки. Нет ничего кошмарнее затягивающейся на шее веревки.
Настал день, но сумрак за окном не рассеялся. Улица тонула в желтом тумане. Метров за двадцать уже ничего не было видно. Когда он брился, вошла Эльза и принесла на подносе яйца, копченую рыбу и чайник.
— Ты напрасно беспокоилась, — сказал он, — я бы спустился вниз.
— Я подумала, что это хороший предлог. Вы, наверное, хотите, чтобы я отдала вам ваши бумаги. — Она сняла туфлю, потом начала стягивать чулок. — О Господи, что они подумают, если сюда войдут. — Она села на кровать и засунула руку в чулок.
— Что это? — сказал он, напряженно прислушиваясь. Он вдруг понял, что смертельно боится забирать свои документы. Когда бремя ответственности чревато бедой, его хочется переложить на кого-то другого, незнакомого. Она встала и тоже прислушалась. Звуки шагов затихли внизу.
