Тогда он попробовал постучать в дом девятнадцать — дверь открыли тут же, он даже не ожидал такой быстроты. Он поднял глаза и увидел Эльзу.
— Ну, чего надо? — сказала она, стоя в дверном проеме как привидение — такая же изможденная недоеданием и непосильной работой девчонка. Он был потрясен и долго всматривался, пока не уловил разницу — шрам на шее и одного зуба нет. Конечно, это была не Эльза. На одну колодку обеих сделали несправедливость и недоедание.
— Я ищу мистера Бейтса.
— Его дом рядом.
— Я не могу достучаться.
— Так он, наверное, пошел со всеми в «Красный Лев».
— Да, все куда-то бегут, спешат…
— Говорят, шахта открывается.
— А ты почему дома?
— Кто-то же должен за печкой смотреть, — она поглядела на него с вялым любопытством. — А вы тот иностранец, что приехал на поезде вместе с Джорджем Джарвисом?
— Да.
— Он сказал, что хорошего от вас не жди.
Он подумал не без ужаса, что двойняшка этой девочки, действительно, ничего хорошего от него не дождалась. Для чего экспортировать жестокость в чужую страну? Лучше понести поражение там, на родине, чем втягивать в борьбу посторонних… Идея, безусловно, еретическая, его партия абсолютно права, не доверяя ему. Девчонка добавила примирительно:
— А вообще никто особенно не обращает внимания на Джорджа. Зачем вам нужен Бейтс?
Что ж, он ведь хотел, чтобы узнали все, в конце концов, он и уповал на демократию, с кого-то надо начинать, почему бы не с нее? Он сказал:
— Я хотел объяснить ему, куда пойдет этот уголь, — мятежникам в моей стране.
— О, — протянула она уныло, — значит, вы один из этих?
— Да.
— А что до этого Бейтсу?
— Я хочу, чтобы шахтеры отказались добывать для них уголь.
Она изумленно посмотрела на него.
— Отказались? Мы?
— Да.
— Да вы совсем чокнулись, — сказала она. — Какое нам дело, куда идет уголь?
Он повернулся и зашагал прочь. Безнадежно. Он понял: это приговор. Приговор, произнесенный детскими устами. Она крикнула вслед:
— Не сходите с ума! Какое нам дело?
Он упрямо шагал по улице. Он будет стоять на своем, пока ему не заткнут рот, не повесят, не расстреляют, не освободят от выполнения долга и не дадут отдохнуть.
У «Красного Льва» слышалось пение, события разворачивались быстро. Очевидно, им уже официально сообщили. Одновременно звучали, мешая одна другой, две старые песни. Он слышал их много лет назад, когда работал в Лондоне — бедняки удивительно верны старым мелодиям: «Забудь свои тревоги» и «Спасибо скажем Богу». Толпа подхватывала то ту, то эту, но в конце концов мирская песня победила. Ее знали лучше. По рукам ходили газеты, воскресные выпуски. Пачки газет лежали на заднем сидении стоящего рядом автомобиля. Д. схватил кого-то за руку и спросил нетерпеливо:
