Вернулся носильщик и открыл автомат.
— Так и есть, все отсырело. Им теперь не до изюма. Вот и заржавел ящичек. Держите. — Он протянул ему бумажный пакетик, влажный, разлезавшийся прямо в пальцах.
— А вы еще уверяли, что климат тут отличный.
— Точно. Мидленд для здоровья полезен.
— Откуда же сырость?
— Так это, понятное дело, — объяснил носильщик, — станция-то в низинке… Видите?
Утренний сумрак и впрямь таял, уползал, словно туман со склона горы. Тусклый серо-желтый рассвет занимался над сараем и полем, станцией, подъездными путями, вдали осветился холм, закраснели кирпичные коттеджи. Пни спиленных деревьев напомнили ему поле боя. Из-за холма торчало какое-то странное металлическое сооружение.
— Это что такое? — спросил Д.
— Это? Да так, ничего. Идея, вишь, у них появилась.
— Довольно уродливая идея.
— Уродливая говорите? Не сказал бы. Я к ней привык, мне без нее скучно будет.
— Похоже на нефтяную вышку.
— Она самая и есть. Какие-то дураки надумали нефть отсюда качать. Мы им говорили — нет тут ничего, да они ведь из Лондона, лучше всех все знают.
— Ну, и как — нашли нефть?
— Да вот, аккурат на эти два фонаря хватило. Теперь вам недолго ждать. Вон Джарвис уже спускается с холма.
Развиднелась дорога, тянущаяся к коттеджам. На востоке просветлело, все кругом, кроме неба, приобрело какой-то темный оттенок побитых морозом овощей.
— Кто этот Джарвис?
— Он каждое воскресенье ездит в Бендич. Иногда и в будни тоже.
— Работает на шахте?
— Нет, куда ему, стар больно. Говорит, хочу проветриться. А слух такой, что старуха у него там. Но Джарвис не признается. «Я, говорит, неженатый».
Тяжело ступая, Джарвис спускался к станции по посыпанной гравием дорожке. На нем были вельветовые брюки и куртка. А когда он подошел ближе, стали видны мохнатые брови, бегающие глаза и седая щетина на подбородке.
— Как живем, Джорди? — спросил носильщик.
— Ничего, могло быть хуже.
— К старухе собрался?
Джарвис глянул на носильщика искоса, с подозрением и отвел взгляд в сторону.
— Этот джентльмен едет в Бендич. Он иностранец.
— А-а…
Д. почувствовал себя так, словно он носитель тифозных палочек, оказавшийся в обществе здоровых людей, которым сделана прививка: уж этих он не заразит. Они надежно застрахованы от жестокости и страха, которые он нес в себе.
Он ощутил внутри какую-то удивительную пустоту и изнеможение, словно, наконец, среди унылых зимних полей, в тиши заброшенного полустанка нашел обетованное местечко, где можно присесть, передохнуть, забыть о ходе времени.
