Сол украдкой посмотрел на товарищей. Оба были заняты осмотром только что добытых вещей: медовар изучал чулки, проверочным жестом потягивая, а юнга полоскал на ветру кафтан, просунув палец в дырку от пули. Они стояли рядом, и с двадцати ярдов казалось, будто трясут они и полощут самого Бумбу. Жуткое это было зрелище…
— Ну-с, други мои! — потирая руки, громко сказал Кидд. — Начнем, пожалуй!
Он широким шагом пересек поляну и, придерживая картуз, принялся рассматривать крону дерева. То был желтый тополь, или, по-другому, тюльпанное дерево, самое красивое из американских деревьев. У молодого дерева кора чрезвычайно гладкая, у старого — вся в буграх. Это было взрослое дерево. Забраться на него не представляло труда.
— Кто из вас, братцы, на такое вот дерево влезть сможет? Кроме меня, конечно.
— Лезть? На дерево? — переспросил Хмырь.
— На дерево, — подтвердил Кидд.
— И сундук туда?
— Насчет сундука еще подумаю, — хитро сказал Кидд. — Но сначала — на дерево.
— Кто ж на деревьях сундуки зарывает?
— Слушай, ты! — Кидд мигом вырос над Хмырем, взял его за жабо, накрутил на руку и чуть приподнял. — Если ты мне… Если еще раз… Я тебе точно голову оторву и вот этим гвоздем, — свободной рукой он достал из кармана гвоздь и постучал им Хмыря по лбу, — эту голову к желтому тополю прибью, ты понял?
— Понял, — прошептал Хмырь, балансируя, как балерина, на цырлах и задыхаясь, как повешенный, в своем жабо.
Кидд отшвырнул Хмыря прочь и, не в силах успокоиться, принялся ходить туда-сюда по поляне. У него были длинные толстые ноги, но маленькое, изящное туловище. В целом, он напоминал человека на ходулях.
— А потом я тебе в глаз выстрелю, — сказал он, размашисто ткнув ладонью в валявшего на траве Хмыря. — А потом… — он пощелкал пальцами в сторону Вана, который стоял в отдаленьи, белый как задница, и что-то теребил в руках.
— Кинь-ка это сюда! — приказал Кидд.
Ван очень волновался, потому что капитан обижал его друга. Он быстро бросил Кидду маленький сучок, который подобрал с земли, и маленьким перочинным ножичком успел заострить. Он всегда строгал что-нибудь, когда волновался, подобно тому, как капитан всегда ходил.
— А потом, — зловеще прошептал Кидд, помахав в воздухе колышком, — я в то место, куда пуля упадет, этот паршивый остряк вобью, и от дерева вот эту бечевку на пятнадцать ярдов протяну… Сука! У меня ж сердце больное. Я тебе покажу, как мне возражать.
— А зачем? — серьезно спросил Ван, в раздумье потирая лоб. — Зачем надо бечевку…
