Так пел Альбин. Затем, сняв с себя снаряжение, скинув платье, жадным, не евшим зверем кинулся на звезду.
— Как!? — смутился Антей Глас. — Насилие? (Двадцатилетний парень был стыдлив, а в детстве жил среди пуритан, причащался, и даже чуть не ушел в капуцины).
— Нет, — улыбнулся Август. — Не насилие, так как звезда, раскрыв глаза, тут же в бандита влюбилась и, шепча, ему, двигающемуся ad limina sacra, призналась:
— Я всегда мечтала втюриться в авантюриста, бандита, преступника! Тебя все еще ищут жандармы?
— Наверняка, — заверил ее Альбин.
— А за выдачу назначили премию?
— Еще какую! — заверил еще раз Альбин.
— What's the price? — встрепенулась актриса.
или сюрприз для любителей фаршируемых рыб
— Великий Маниту! — закричала, не сдержавшись, Сиу. — И где ты услышала такую клевету? Разумеется, Хэйг запнулся сам! Не будем забывать, из чьей ты семьи! Ты — дщерь Маврахардатис! Чей папаша нас всех заклял? Мы все — в страшных узах ваших заклятий!
— Заткнись, Сиу! — сказала Хыльга. — Беда затмила тебе разум.
А Сиу все не унималась:
— И зачем Август вздумал бы кричать? Как знать, не ты ли сама издала крик, сгубивший Хэйга? Ты ведь играла в спектакле и была на сцене?
— В рассуждениях Сиу есть здравый смысл, — признал Артур Бэллывью Верси-Ярн. — Каждый зритель, присутствующий в зале, — как Хыльга, так и Август, как Антей Глас, так и первый встречный, — был в силах резкими криками, напугать Хэйга и тем самым сбить статую на фатальный шаг. Хыльга, а ты сама слышала крик Августа?
— Нет. Всё видел и слышал Антей Глас. Антей интуицией учуял, как Август рванется, увидев сына в панцире, и закричит, как умирающий лев или буревестник, схваченный веселыми рыбаками. И был прав. Едва Хэйг вышел на сцену, Антей взглянул на Августа и заметил, как англичанин изменился в лице, стал бледнеть и даже белеть; Антей чуть ли не услышал, как крик набирал в груди силу. Антей думал приблизиться к Августу и уже двинулся к нему; в эту минуту Август издал дикий крик, крик Зверя из Тартара, крик Сфинкса при падении с утеса. В сей же миг реплика «сhе grida infernali» вырвалась из легких певца, как если бы их раздирали на куски хищные птицы. Статуя зашаталась и рухнула, как если бы в Хэйга ударил электрический разряд. Крик Августа, затерянный в криках зрителей — публика учинила адский шум, гам, гвалт, — был забыт.
— В результате, — рассказывала далее Хыльга, — я сама чуть не умерла. Я была там и все видела. Едва Хэйг упал и весь панцирь зигзагами пересекли трещины, я упала без чувств и забылась в дремучем сне. Меня перенесли на банкетку. Я лежала, не реагируя на внешние раздражители, десять дней. Затем врач заставил меня дышать субстанцией, пахнущей нашатырем. Я раскрыла глаза. Близ меня сидел Антей Глас и гладил мне руку. Затем начал рассказывать, и рассказал все. А еще рассказал, как Август выкрал сына из лазарета. Я сразу же решила ехать в Азинкур.
