Кудри ее, шелк и сатин, как быстрых ланей и серн стада;
Лик ее, снежная белизна; виски ее — между тернами лилия, а ланиты ее, душистый румяный цветник, выделяющий мирру текучую и фимиам, как айсберг, тающий в жарких ветрилах страсти, меня изнурившей;
Уши ее — ракушки витые для устриц и мидий, лесные вьюнки, чьи изгибы изведаю я, кружа и вращаясь;
Ресницы ее, вибрация века, мигание мига, а над ними — две триумфальные арки, две дуги как изящные крылья у радуги;
Глаза ее — кладезь хрусталика и зиянье зрачка в блеске иссиня-черных маслин;
Губы ее — алая лента, и любезны уста ее, как граната разрез, веселы, как брызги вина для услажденья уст иссушенных, и сладки, как мед, истекающий на язык;
Зубы ее — лен, лунь и лед, как шерсть у грудных ягнят, вылезающих из купальни;
Язык ее — пурпур, краплак и рубин, кармина лагуны, и лабиальный лепет, куда я кидаюсь, как в жидкую бездну;
Шея ее — башня из лилий, тальк, нить жемчуга с брильянтами, как узда, мне сдавившая шею;
Руки ее — флаги на мачтах, вехи любви, разящая медь, канаты и реи, чей скрученный жгут мне пыл усмирит;
Кисти ее — пятипалые звери, как шебек или бутр, как сампан иль фелука, снесенные бурей, капризным теченьем наших измаянных тел;
Спина ее — берег, намыв, мель песка, гладкий шельф, равнина, чью гладь разрывают укусы желанья;
Груди ее, ах, груди, как серны-близняшки, пасущиеся между лилиями, как эпидерма кита, чья гибель печальная — белый фатум — мне гибель несет, эпителий, чью белизну я, пусть при смерти, ее именем испишу;
Стан ее, как в плесканьях речных трепетанье цепи, пристанище, где пришвартуюсь, главная гавань, дабы мне жжение смягчить;
Пуп ее — взрыв навсегда, расщепленная глина, мне навеки раскрытая чаша для излиянья;
Предместье ее — геральдический клин, герб неизвестный с тремя углами, вырез тенистый, смутная впадина, темная яма, чью тайну я на свету распахну;
Зад ее — на ветке сладкий инжир, пышный фрукт, распирающий шкурку, персик налитый в пуху, чей нектар я выжму, дабы испить;
Ради Руна ее, я, как сын Алкимеды, двадцать лет с ураганами мерялся силами, чудная шерсть, дивная пряжа, сплетенье любви в стебельках, черенках и травах, куда прут дичка будет влагаться, как саженец в райский сад;
Складка ее, складка-кувшинка, складка-забвение, где все исчезнет, где все упразднится, складка-нирвана, канавка, где навсегда захлебнется время, куда припаду между жизнью и смертью, в спазмах сверхлюдских наслаждений;
Пульпа ее, где все умрет, — мягкие лепестки, как финальный предел, куда я низвергнусь, где изведусь, себя распуская, где сгину, себя упраздняя ради свершенья все время грядущей любви, в рывке вне границ, где жизнь в некий день, в некий час нас найдет неразлучными, в страсти, в забвении, в сумраке, где все исчезнет, в безвременьи мига, где слиться сумеют наши тела!
