Дочь | страница 91
Мне захотелось ее ударить, просто ударить, чтобы заставить делать то, что я захочу.
— Макс?
Из-за рук, прижатых к ушам, казалось, что на ней радионаушники. Широко раскрыв глаза, она сказала без выражения:
— Если надо, я для Сэма все сделаю. Все, что он меня попросит. У него есть право на это.
— Право? — спросил я, совершенно ошалев. — Почему, черт возьми?
— Просто так, — сказала она коротко. — С этим ничего нельзя поделать. Я люблю Сэма, как отца… Все, что есть у меня, — благодаря ему… Макс, I owe him[37].
— Боже мой. Ты безумна, как Шляпник[38].
Я хотел еще что-то сказать, что-то спросить, но уже не знал, что именно. Что-то мешало мне раскрыть рот.
Мне не хотелось ее больше слушать. Хотелось заткнуть уши.
Все мои чувства — радости, будущего, несказанного совершенства — увяли, как листья растения, политого горячей морской водой. Сабина показалась мне больной, испорченной — а сам я казался себе нечистым.
— Я поеду в гостиницу ночевать, — сказал я.
— Езжай, я не могу тебя удерживать.
Она повернула к дому.
Я включил мотор и поехал. Она вдруг развернулась, побежала за машиной и застучала в окно.
— Макс! — В ее голосе послышались рыдания. — Не надо! Останься, тогда я тебе расскажу… все, что смогу…
Я запер двери изнутри и поехал. На бегу Сабина сунула руку в окно, пытаясь открыть машину, чтобы попасть внутрь. Ей это не удалось.
— Останься, — плакала она, задыхаясь. — Все совсем не так, все иначе, чем ты…
Я затормозил. Мы молчали, Сабина плакала, положив руку на опущенное стекло.
Потом она успокоилась, открыла дверь и села рядом со мной. Я тихонько подал машину задом. И мы медленно пошли в дом.
Странно, что я позволил этому случиться.
Теперь я вспоминаю: весь первый месяц, пока мы звонили друг другу, я ни о чем ее не расспрашивал. Только спросил, видится ли она с матерью. Сперва она сказала: не так чтобы. Потом: да, иногда. И резко замолчала, словно боясь следующего вопроса, который я не решался задать.
Однажды она по своей воле погрузилась в воспоминания. Она должна была выполнить школьное задание (ей было восемь лет). Написать о Колумбе. Отец прочитал и сказал: «Неплохо, Сабина, но я бы сделал это по-другому». Она не могла этого перенести. Ей казалось, он должен был просто похвалить ее работу. Она пыталась его убедить, что это действительно хорошо. Рассердилась на него, не принимая его замечаний. Как взрослая.
— Это моя работа, а мы с тобой разные.
Отец только покачал головой, даже не улыбнулся. С тех пор она никогда больше не садилась к нему на колени. Они состязались, как заяц и черепаха в известной задачке. Где черепаха всегда выигрывает. Она — быстрый, проворный заяц, он — черепаха, но она никак не могла его обогнать, потому что он был историком.