.
В саду посреди лужайки, рядом с огромной деревянной штукой вроде тотемного столба, был устроен бассейн-джакузи, в котором маленький водопад гонял воду по кругу и, несмотря на белый день, горели лампы. Вокруг бегала собака, чудесный далматинец в ярко-красном кожаном ошейнике, которого звали Гуру. Женщина-индианка возилась на кухне.
— Это Амалия, она убирает дом и присматривает за Гуру, когда я уезжаю, — сказала Сабина небрежно.
Я поздоровался с Амалией за руку.
— Ну, — засмеялась Сабина, — как тебе нравится здесь?
— Красиво, — сказал я неуверенно. — По-другому.
— Спать хочешь?
— Спать? Только если ты ляжешь со мной рядом… ненадолго, до вечера?..
Мы снова вели себя целомудренно, как в самом начале.
Сабина должна была срочно отвезти куда-то фотографии и велела мне ложиться. Но ложиться в ее кровать при Амалии мне было неловко. Пока она не ушла, я потерянно болтался по дому. Заглядывать в шкафы и листать разбросанные повсюду записные книжки я не хотел, потому что чувствовал, что Сабина меня проверяет.
То, что вначале было усталостью и приятным возбуждением, постепенно превратилось в невыносимую головную боль. Прошел час, Сабина не появилась. Я прилег на кровать и немедленно провалился в глубокий сон.
32
Я почувствовал, что рядом кто-то есть, и проснулся; на улице стемнело, было семь вечера.
Я узнал ее сладостный запах, ее гладкую, нежную кожу.
— И часто ты занимаешься медитацией?
Она засмеялась. В полутьме я увидел, как она насторожилась; сказывался опыт общения с циниками. Сэм.
— Я знала, что ты спросишь. Нет. Только если у меня депрессия. Или тоска. Или если надо принимать решения. Я пытаюсь найти точное state of mind[34]. Тебе не показалось, что я стала гораздо спокойнее? Кстати, я и йогой занимаюсь, предупреждаю заранее. Ты еще можешь уйти.
— Йогой занимаются теперь и в самых приличных семьях. Наша Лана — прекрасный пример.
Она стала спокойнее, чем раньше, что было не так трудно в ее случае. Но когда бывший невротик становится таким спокойным, начинаешь искать причину.
— Эй, Макс?
— Да?
— Как поживает твой отец?
Это прозвучало серьезно, почти сердито.
— Хорошо.
Мой отец. Не то чтоб очень хорошо в последнее время. Он постарел. Здоровье от этого не улучшилось. Изумительную ткацкую фабрику, на которую он тратил много времени и сил, некому было передать, так как в семье желающих не нашлось. Сперва он нашел управляющих. Но новые директора, лишенные его фантазии и таланта, с делом не справились, и через полгода отец решил фабрику продать. Продажа отняла гораздо больше времени и сил, чем он рассчитывал, но в конце концов прошла успешно. Он долго еще не мог свыкнуться с мыслью, что бизнес больше ему не принадлежит. А я, проезжая мимо его фабрики, всякий раз испытывал чувство вины. Но, освободившись, отец стал таким веселым, каким я не видел его никогда.
