Она все еще пылесосила, а я пытался заказать по телефону новые билеты для папы и для себя, когда мне в голову пришла гениальная идея. Не помню, появилась ли она оттого, что я пребывал в панике, или возникла в процессе спешной разработки плана действий, но привела меня в прекрасное настроение, хотя ничего особенного в ней не было. Этой идеей нужно было немедленно с кем-то поделиться.
Механический голос в очередной раз сообщил мне, что очереди ожидают еще десять человек, когда я отключился и набрал другой номер.
Сабина отвечала, запинаясь от неожиданности:
— Прямо сейчас, ты хочешь сказать, уже сегодня? Если Дом меня отпустит… Твоя тетя… Вот ужас-то! Они должны разрешить мне, ведь это поездка в Израиль… Господь Всемогущий! Завтра — в Иерусалиме! А твой папа не будет против? Вау! Что там у вас шумит, полиция? Или пожарники приехали?..
— Пылесос. Я сейчас перезвоню.
На самом деле я знал, как он ответит на этот вопрос. Знал, не успев еще повернуться и посмотреть на папу. Почему я не дал себе труда сперва подумать?
Я стоял в гостиной и высказывал свои наивные идеи, тонувшие в реве пылесоса. Папа сидел на диване, надев наушники, и слушал музыку, размахивая в такт рукою.
— Пап, мне было бы приятно, если бы моя девушка поехала с нами.
Я понимал, что должен не утверждать, а спрашивать.
Но папа ничего не слышал. Он не сразу заметил, что я что-то говорю. Глупые слова вылетали в комнату и возвращались ко мне. Никто, кроме меня, их не слышал. Девушка. Моя девушка. Я наклонился к нему поближе и повторил свой вопрос.
— Девушка?
Его голос мгновенно изменился. Я никогда не приводил своих девушек домой, они были чужими, у нас в семье их не любили. Только раз, мне тогда было шестнадцать, я привел домой девушку. С тех пор я поумнел и больше этого не делал.
Папа снял наушники, чтобы услышать, что я там выкрикиваю.
— Ты видел ее в Доме Анны Франк, когда мы были там с тетей Юдит.
— Анна Франк? — Теперь он тоже пытался перекричать пылесос. — Господи, этого не может быть!
Я понял: он решил, что так зовут мою девушку.
— Моя девушка там работает, слушай, что я говорю, черт побери!
— И как же ее зовут?
— Сабина. Сабина Эдельштайн. Темненькая, с большими черными глазами.
— Да что ты! Глаза, как арабские пятки?
Поразительно, но папа всегда готов был отпускать подобные шутки. Он даже слегка улыбнулся.
Большая, темная и с влажными глазами, как арабские пятки. Сколько раз я слышал нечто подобное.
Похоже, новость его обрадовала.
