Глядя на Марко, она вытягивает одну из них и, перевернув лицом вверх, опускает глаза, чтобы посмотреть, что скажут карты.
На карте изображены две женщины и мужчина между ними, над их головами целится из лука херувим. L’Amoureux. Любовники.
— Она красивая? — спрашивает Изобель.
Марко молчит.
Она вытягивает другую карту и кладет поверх первой. La Maison Dieu.
При виде человека, падающего с рушащейся башни, по ее лицу пробегает тень. Она возвращает обе карты к остальным и собирает колоду со стола.
— Она могущественнее тебя? — вновь спрашивает она.
И вновь Марко не удостаивает ее ответом, перелистывая страницы блокнота.
На протяжении долгих лет он считал себя в достаточной степени готовым к состязанию. Испытывая свое мастерство на Изобель, он уверовал в собственное превосходство, шлифуя детали иллюзий до такой степени, что даже она, при всей своей осведомленности, не могла подчас определить, где начинается реальность.
Но встреча с соперником повергла его в растерянность и смятение, заставив по-иному взглянуть на предстоящий поединок.
Ему всегда казалось, что, когда придет время, он будет знать, что делать.
Он даже тешил себя надеждой, что это время не придет вовсе, что обещанное состязание было всего лишь уловкой, чтобы заставить его учиться, и ничем более.
— То есть состязание начнется с открытием цирка? — продолжает допытываться Изобель.
Марко успел почти забыть о ее присутствии.
— Похоже, что так, — отвечает он. — Хотя я не очень понимаю, как мы сможем состязаться. Ведь цирк будет постоянно переезжать с места на место, а я должен оставаться в Лондоне. Мне придется действовать на расстоянии.
— Я могу поехать, — предлагает Изобель.
— Что? — Марко вновь поднимает на нее взгляд.
— Ты говорил, что прорицательницу для цирка так и не нашли, верно? Я могу гадать на картах. Конечно, я никогда не гадала никому, кроме себя, но у меня получается все лучше и лучше. Пока цирк будет гастролировать, я смогу тебе писать. Ведь мне все равно нельзя оставаться здесь, когда начнется состязание, а так мне хоть будет куда податься.
— Что-то в этом плане мне не нравится, — нерешительно говорит Марко, хотя сам толком не понимает, что именно.
Он никогда не думал, что Изобель может как-то участвовать в его жизни и вне стен этой квартиры. Он старался не говорить ни о Чандреше, ни о цирке, отчасти потому, что хотел иметь что-то свое, и отчасти потому, что это казалось правильным. Особенно учитывая смутный намек наставника по этому поводу.
