3. М. Рустамов, сын подпольщика Мамеда Гаджимамедали-оглы Рустамова, пишет>77:
Отец выполнял многие важные поручения подпольной организации большевиков. Владея четырьмя языками — туркменским, азербайджанским, русским и фарсидским, он был хорошей находкой для подпольной организации…
Профессия арбакеша открывала перед отцом многие двери, создавала возможность общаться с различными слоями общества.
Мой отец и его друзья, бывая в народе — на базаре, в чайханах, а то и просто посещая дома, разоблачали реакционность бехаизма, будто ненароком рассказывали об успехах красных войск, распространяли большевистские воззвания и прокламации. Позднее мне стало известно, что отец и его друзья общались также и с сипаями, симпатизировавшими большевикам.
Одной из труднейших задач для большевистского подполья была организация политической работы среди английских войск. Сложность ее порождалась не только незнанием подпольщиками английского и индийских языков, но и тем, что войска интервентов держались обособленно. Им запрещалось общаться с солдатами русских частей, местным населением, особенно с рабочими. Английское командование старалось оградить своих подчиненных от «революционной заразы».
Большевистское подполье поручило А. Мелькумову, знавшему восточные языки, И. Храброву и другим изучать настроение сипаев, разведать их численность, разузнать, как долго они пробудут на фронте. Важно было знать, как относятся офицеры к солдатам, что думают сипаи о большевиках, о их политике. Оказалось, что английские офицеры как к сипаям, так и к русским солдатам и офицерам относились свысока, с презрением, считая свою нацию превыше любой другой. Они воспитывали своих подчиненных в слепом повиновении, за провинность избивали стэками (бить рукой английский офицер считал ниже своего достоинства; унтер-офицеры этих предрассудков не придерживались — били синаев кулаками). Когда английский офицер располагался в поле обедать, то сипаю запрещалось стоять с солнечной стороны, чтобы тень «черного» не падала на еду «белого». Чванство англичан привело к тому, что однажды в бою под Душаком они потеряли почти весь свой командный состав: офицер считал позорным ложиться в одну цепь с сипаями.
Сипаи считали, что в Закаспий они приехали по долгу службы, но не знали, против кого им придется воевать. Большевиков они представляли по извращенным рассказам офицеров как людей опасных для всего мира, их старались убедить в гуманности «миссии» — «покончить с большевиками, дать покой человечеству». В Ашхабаде, по дороге на фронт, на станциях и разъездах подпольщикам иногда удавалось побеседовать с сипаями, объяснить, за что борются большевики, такие же простые рабочие и крестьяне, как и индийские солдаты. Сипай Ляль Хан рассказывал, что не знает, за что воюет, и страстно хочет вернуться на родину. Некоторые соглашались, что офицеры их обманывают; кое-кто, молча выслушав агитатора, обещал подумать, поразмыслить над тем, что узнал в беседе.
