Айни шла торопливо, опустив голову, не глядя по сторонам. Она не привыкла ходить одна, днем. Большая соломенная кошелка висела на ее худом плече. Авенир печально смотрел ей в спину из-за углов и из подворотен. Он не предполагал раньше, что перемена профессии потребует от него столь радикальных изменений: прежде следить за близким человеком он почел бы низостью. Но кем была для него эта девушка и, главное, кем он был для нее?.. Он не знал.
Айни зашла в магазин, потом в аптеку. Всюду она была заметна издали, как черное семечко подсолнуха в зернах пшеницы. Один раз Авенир едва не выскочил из своего укрытия, когда ее с хохотом и шутками окружила кучка подростков. Но мальчишки смеялись и приставали к ней, как кадрили бы любую симпатичную девчонку, — шумно и беззлобно. Она, уклоняясь и поправляя потяжелевшую кошелку, поспешно прыгнула в трамвайчик, заставив Авенира раскошелиться на такси.
Трамвай продребезжал до метро «Ладожская». Спустившись за Айни под землю и оставаясь незамеченным в толчее, Авенир проследил ее до самого проспекта Ветеранов. Там она села в троллейбус, а Можаев поймал частника.
Девушка сошла на кольце и заторопилась к старым желтым домам, тесно стоявшим в отдалении, в зелени деревьев. Авенир прилег на сиденье, велел водителю обогнать ее и ехать прямо к постройкам. В гулком дворе-колодце он выбежал из машины и спрятался на детской площадке, в домике-теремке. К теремку тут же подошла грузная усатая старуха в фартуке, с метлой и звучным басом проговорила:
— Попався, милок! Вот кто у нас в домике гадит! А таки приличный чоловик… Вылазь!
Айни вошла во двор.
— Я не гажу, тетенька,— заискивающе сказал Авенир.— Я кошечку ищу. Рыженькую такую. Объявление мое не читали?
Сквозь щели в бревенчатой стенке детской избушки он видел, как Айни без колебаний направилась в один из подъездов. Ясно было, что она бывала тут не раз и знала, куда идти. Авенир с удовольствием выбрался из затхлого домика на свет и, прячась в тени деревьев, внимательно осмотрел подъезд и окна квартир. На балконе пятого этажа, под самой крышей натянуты были веревочки для сушки белья. Пестрым флагом полоскалась там на ветру, махала широкими рукавами знакомая гавайка Трофима.
Поддаваясь натиску наглой тетки, Можаев покинул двор, чтобы не привлекать к себе внимания, и двинулся обратно, не зная, на что теперь решиться. В волнении он спешил, вбежал на платформу метро — и двери первого вагона с шипением закрылись у него перед носом. Огорченный Авенир повел себя неприлично и в сердцах показал машинисту отъезжавшего поезда средний палец руки. Через минуту из тоннеля подкатил другой поезд, машинист которого через стекло вагона, злорадно улыбаясь, показал Авениру средние пальцы обеих рук.
