Взводом практически все время «рулил» Лемешко, командир моего отделения, спокойный и невозмутимый. Хотя и ему тоже было домой. А Марьян постоянно «болел» — торчал весь день в палатке в непонятно откуда взятых цветастых семейных трусах. При этом «болезнь» совсем не влияла на его здоровый аппетит, и проблема «прокорма» вечно голодного замкомвзвода стала для нас, «шнуров», одной из главных. Мечтая о первой отправке, Марьян почти не трогал нас сам. Но «атмосферу» создавал «способствующую» — мы все время были «в залете», в чем-то виноваты.
Вот почему зрелище Марьяна в парадке и берете, с медалью на груди, на лице которого застыло какое-то очень сосредоточенное, я бы сказал возвышенное, выражение, было для меня довольно непривычным.
Первой мыслью было окликнуть его. Я уже даже и рот открыл. Но осекся. И дело даже не в том, что вряд ли бы он и узнал меня — «шнура», с которым он прослужил каких-то два месяца и к тому же уже три недели не видел. Он бы вряд ли даже вспомнил мою фамилию, а имени-то и не знал наверняка. Зачем?
Но дело, повторюсь, не в этом. А в том, что каким-то неведомым чутьем я уловил — он, все они — уже не здесь. Для них уже нет ни Кабула, ни Афганистана, ни этой пересылки, ни этих солдатиков, с завистью глядящих вслед. Все их мысли уже там, в Союзе. И самолет, в который их ведут, — лишь средство физически перенести туда их тела. Их нет здесь — и нас нет для них…
Счастливо, ребята! Удачи, Марьян! Когда-нибудь и мы так же пройдем в лихо заломленных на затылок беретах, аксельбантах и позвякивая медалями по этой чертовой пересылке. Когда-то и «наш» самолет отвезет нас туда, где мы уже будем всеми своими мыслями. В Москву и Ленинград, Самару и Казань, Красноярск и Якутию, Украину и Белоруссию, Узбекистан и Туркмению… И еще во много-много мест, о которых ближайшие года полтора можно только мечтать. Но это — будет! Я только что прикоснулся к этому чуду, и теперь я знаю, что оно возможно. Что отсюда действительно есть путь назад. Это — не навсегда.
Обо всем этом я думаю уже по пути к знакомому эвакопункту.
Под впечатлением от увиденного мысли о дембеле захватывают меня настолько, что я успеваю даже подумать, что нам, весенникам, в смысле увольнения в запас везет больше. Во-первых, гемора меньше вдвое. С шинелью-то париться не надо — начесывать там, разглаживать… Опять же и шеврон, и погоны в одном экземпляре делать. Пусть и делаешь это все не ты — но голова-то все равно у тебя болит за это. А во-вторых, парадка сама по себе смотрится в сто раз лучше, чем с шинелью. Да и берет с шинелью как-то странно выглядит. Опять же здесь еще туда-сюда, тепло все-таки. А в Москве, может, уже и снег выпал — в берете-то точно охренеешь. А с шапкой, что с ней ни делай, виду все равно никакого…
