Окно было задернуто тяжелой коричневой портьерой, звуки улицы едва долетали сюда, в номере было тихо, спокойно. Он напоминал десятки других номеров, в других городах, где Лукьянову приходилось останавливаться, я это тоже как-то успокаивало. Впервые Лукьянов с благодарностью подумал о великой силе стандарта.
Он отодвинул вбок дверь стенного шкафа, повесил на плечики свой плащ, обернулся, чтобы взять чемодан, и тут заметил на тумбочке возле кровати телефон.
И разом облетело все его искусственное спокойствие. Он смотрел на белый диск с черными цифрами внутри и чувствовал, как опять поднимается в груди волна щемящей тревоги….
Сейчас он снимет трубку, наберет номер, указанный в телеграмме, и услышит неповторимый голос своей юности, своего короткого незабываемого детства…
Он заставил себя подойти к окну, сдвинуть штору и увидеть город, сбегающий к морю мириадами теплых огней.
Он заставил себя повторить несколько раз. «Семнадцать лет», «семнадцать лет», «семнадцать лет»… И представить себе, что происходит с девушками спустя семнадцать лет.
Потом он заставил себя подойти к зеркалу, увидеть усталое сухощавое лицо, с впалыми щеками, с седеющими висками… И улыбнуться этому лицу неестественной, вымученной улыбкой. — , Вот теперь можно, — сказал он себе. — Теперь иди и звони.
Он достал из внутреннего кармана пиджака телеграмму, сел на кровать, снял трубку…
… - Я слушаю, — отозвался на другом конце провода далекий, до боли знакомый голос.
Я слушаю, — повторила она так же тихо, но встревоженно, а Лукьянов все сидел оглушенный, как будто стены валились вокруг.
— Здравствуй, — проговорил он наконец. — Здравствуй, Неля!
Теперь она молчала. Молчала так долго, что Лукьянов спросил:
— Ты слышишь меня?
— Слы-шу… — с трудом выговорила она, и он понял, что ее душат слезы. Она заплакала тихо, сдавленно, стараясь, чтобы он не услышал.
Что случилось, Неля? Ну, говори, что случилось?
— Я… Я не могу сейчас говорить… Я… — и вдруг она закричала шепотом: — Димочка!
В этом беззвучном крике было все: и отчаяние, и надежда, и воспоминания — все, все…
Наконец она успокоилась немного, спросила:
— Откуда ты говоришь?
Из гостиницы. Я только что приехал. Получил твою телеграмму и приехал.
— Спасибо. Ты прости меня, но я совсем потеряла голову…
— Так что же все-таки произошло? С Андреем что-нибудь?
Нет, с Димой, с сыном… — она опять заплакала и долго не могла успокоиться, но он терпеливо ждал, соображая, сколько лет ее сыну, должно быть, лет шестнадцать, ведь он родился через год после того, как Лукьянов уехал.
