Поздний Рим: пять портретов | страница 8



Вся эта нестабильность и нарастающее давление варварских племен на границы империи порождали у людей страх и изматывающую беспечность безнадежности. Экзальтация и религиозный энтузиазм самого различного толка уживались с разгулом и изощренным развратом, спиритуалистические искания с грубейшими материальными устремлениями, жадностью, корыстью, полнейшим невежеством. Императорский двор и сенаторская аристократия погрязли в интригах, предательстве и измене. «Славный римский народ» также, по существу, перестал уже существовать, превратился в неорганизованные и разноязыкие толпы, которым было очень мало дела до великого прошлого Рима. Это тем более объяснимо, что население «Вечного города», и западных провинций давно уже не было этнически однородным, запад заполонили выходцы с Востока и варвары, принесшие сюда свои религии, мировосприятие и образ жизни. Ведь недаром еще во II в. едкий Ювенал утверждал, что сирийский Оронт стал притоком Тибра. В этой вакханалии страха и разгула люди пытались найти выход: одни в гальванизации древних и иноземных языческих культов, другие — в аскетическом служении христианству. Однако в IV в. христианство на Западе все еще не стало массовой религией. Его подчас принимали из моды, по карьерным или имущественным соображениям, от него легко отказывались, втайне умилостивляя древних привычных или иноземных богов. Приверженцами же древней религии, защитниками великого прошлого Рима остались наиболее образованные представители высшей римской аристократии.

Если бы мы захотели воссоздать жизнь западного общества по источникам того времени, то перед нами предстали бы две совершенно различные картины. В произведениях языческих писателей мы видим золотовенчанный вечный Рим, гордящийся своей былой славой и благочестием, верный древним богам, сделавшим его своим избранником и даровавшим ему великую миссию господства над миром. Об этом пишут поэты Авсоний, Клавдиан, Рутилий Намациан. Об этом же свидетельствует и переписка крупнейшего государственного деятеля того времени Квинта Аврелия Симмаха.

По примеру Цицерона и Плиния Младшего он оставил десять книг писем, в которых запечатлелись его время и его современники. Конечно, Рим уже перестал быть столицей государства, императоры предпочитали ему Милан и Равенну. Однако он все еще оставался духовным средоточием западного мира, местом пребывания сената. При чтении писем Симмаха создается впечатление, что жизнь второй половины IV в. мало чем отличалась от жизни, описанной Плинием Младшим на исходе I и в начале II вв. Сенат все так же был запутан в сетях личных счетов и противоречий, которые волновали его гораздо больше, чем дела империи. Он льстит императорам Грациану и Феодосию в тех же выражениях и с таким же подобострастием, как прежние ораторы Домициану или Траяну. Знать и чиновники все так же домогались выгодных должностей, суливших быстрое обогащение и реальную власть. Аристократы, как и прежде, окружены толпами клиентов и льстецов. Симмах пишет, что «в Риме считается величайшим почетом быть окруженным толпою»