запертое навечно в наспех сложенных постройках собственных несовершенных деяний, без конца скитающееся в лабиринтах
осуществленного?Пират не отвечал. Но устремленный на меня взгляд его широко распахнутых глаз цвета боли яснее слов говорил, как много знает он о том, что я пытался ему сказать, – так много, что я и не догадываюсь и, надеюсь, никогда не догадаюсь. И я вдруг почувствовал себя дураком, бессильным облегчить его страдания. Тут только я заметил, что, оказывается, на протяжении всей своей пламенной речи потрясал зажатым в руке топором, который и сейчас еще поднимал высоко в воздух. Спаалг скользко хихикнул и заметил:
– Именно благодаря мне он и живет так долго. Материал, из которого состоит человеческая память, недостаточно стоек, чтобы…
Желание запустить в него топором едва успело обрести осязаемую форму в моем сознании, а оружие уже со свистом резало воздух. Спаалг, сохраняя всегдашнее хладнокровие, камнем отвалился от полотна. Лезвие топора наполовину погрузилось в холст там, где за долю секунды до этого торчала голова демона, в то время как он аккуратно, без единого всплеска вошел в воду и вынырнул, улыбаясь. И тут же запел:
Я был, как вы, однажды,
И сердце имел, и лицо…
Пока он распевал, Гильдмирт протянул руку, и демон тут же выскочил из воды щупальцами кверху, как выдернутая из грядки репа. Однако это не мешало ему продолжать.
За глазами и между ушами я жил,
Все, что видел и слышал, копил
В потаенном местечке за ними…
Гильдмирт еще раз повел рукой, и демон, по-прежнему головой вниз, понесся по воздуху к двери, через которую мы попали в зал. Песня не прерывалась на всем протяжении его воздушного путешествия, ни в особняке, ни за его пределами, ни даже когда расстояние совершенно заглушило слова.
Но вдруг – вместо сердца одна пустота,
И, на что ни взгляну, вижу тьму лишь одну,
А в ушах, как вода, глухота…
– Что ты с ним сделал? – еле слышно спросил Барнар, не сводя глаз с точки, которая удалялась от нас на фоне облаков в обрамлении дверного проема.
– Зашвырнул в Фенкраккенову Мясорубку, часть берега, где приливы особенно высоки и опасны, беспрерывно дуют сильнейшие ветра и не переставая льют дожди. Это примерно в тысяче лиг отсюда. Завтра он вернется.
– Извини, что испортил картину, – произнес я, с трудом подбирая слова.
Тут только он взглянул на холст и слегка вздрогнул, точно и думать забыл о топоре, недавно просвистевшем в воздухе. Его плотно сжатые губы лишь слегка приоткрылись, точно не в силах улыбнуться по-настоящему, мелкие смешливые морщинки залегли вокруг глаз, которые были теперь не кроваво-красными, но густо-розовыми.
