Как звезды ярки у других глаза,
Чисты, как бриллианты, но всего их два.
Глаза дружка созвездьями горят,
И лиц скопления из них глядят.
Черты их дивно многосложны,
Словами описать их невозможно…
Но тут, как раз когда голос демона медом растекся по октаве, пронзительный визг рожка заглушил его слова: это Гильдмирт, выбрав после долгого раздумья инструмент, наяривал традиционную южноколодрианскую плясовую. Основная мелодия этого безудержно-энергичного произведения, еще более темпераментного, чем большинство вещей подобного рода, сопровождалась к тому же неотразимыми по своему нахальству и безупречной беглости исполнения фиоритурами. Пальцы Гильдмирта так и порхали с клапана на клапан, окрашивая залихватскую плясовую в сотни безответственно-легкомысленных оттенков. Пират настроил свой инструмент в той же тональности, что и демон, и частичное совпадение ритмических ударений при полной несовместимости фразировки создавало эффект чудовищной какофонии. От одной точки столкновения двух мелодий до другой отрывистые звуки плясовой стадом диких лошадей неслись по просторным, торжественно резонирующим коридорам песни демона, втаптывая слова в пыль. Подобно толпе не в меру развеселившихся плебеев, которые, попав во дворец, роняют по неуклюжести вазу-другую, отпускают соленые шуточки, громко смеются, поминутно сплевывают на пол и сморкаются в рукава, шокируя утонченных хозяев, гнусавые вопли рожка вторгались в экстравагантную музыкальную архитектуру шамадки, оскверняя ее своим присутствием.
Никто из дуэлянтов ни разу не запнулся, каждый безошибочно вел свою партию музыкального мезальянса. Гильдмирт, когда первая плясовая закончилась, тут же добавил к ней еще одну, и еще, да так ловко, что мы не успевали замечать перехода; пьесе демона тоже не видно было конца. Буйство сшибающихся и разлетающихся аккордов напоминало звон мечей в руках истинных мастеров фехтовального искусства; удары наносились с такой расточительной щедростью, что у меня кровь застыла в жилах при мысли о том, как нечеловечески долго может тянуться этот поединок, а мы с Барнаром так и будем ждать, пока Гильдмирт отобьется от грозящей ему опасности.
И вдруг все стихло. Сначала демон, а затем и Гильдмирт свернули со столбовой дороги основной мелодии на петляющую тропу импровизированного окончания и остановили бег пальцев по клапанам и струнам. На мгновение все замерли, прислушиваясь к шелесту волн, вновь безраздельно завладевшему залом. Скользкие, как тела улиток, щупальца, оплетавшие шамадку, начали распутываться, пока на ее лакированном корпусе не остался лежать лишь один отросток. Им демон надавил на инструмент, и тот, до краев наполнившись водой, утонул.
