Целыми днями я читала, гуляла по берегу озера, а другие девушки учились готовить. Я ни с кем не разговаривала, все они были такие же безликие и бестелесные, как настоятельница. Хорошо помню только мою комнату. В Бразилии мое образование сочли завершенным. Мама распорядилась моей жизнью, и моя жизнь выполнила распоряжения. Теперь я наконец была свободна.
Я получила от Мишлин приглашение на бал по случаю ее восемнадцатилетия. И танцевала с ее отцом. Пятнадцать девушек из Бауслер-института танцевали с дэдди. И дэдди ухаживал за ними. Разве Мишлин не обещала нам этого? Некоторые обещания сбываются. Не только предсказания, но и обещания. Мишлин сияла. В эту ночь настало ее восемнадцатилетие, и в эту ночь юность пошла на убыль.
Оркестр, молодой задор, платья из тафты, поздравления — и первый шаг к старости. К мрачным временам, когда сбываются обещания. Торопись, Мишлин. Ее отец устал. Этот хорошо сохранившийся господин часами танцевал с нами. А мы, так мечтавшие его увидеть, мы, чьи отцы уже состарились, мы, уже представлявшие себя в недалеком будущем официальными сиротами, вальсировали в его объятиях, ненавидя веселье, ненавидя обещания, которые сбываются.
Платье Мишлин, сшитое из шелка и кружев — словно само время прогрызло в нем ажурные узоры, — идеально подходило не только для бала, но и, как пошутила Мишлин, для смертного одра. После танцев она прохаживалась между столиками об руку с дэдди. Он был похож на азиатского идола — бронзовый загар, выступающие скулы. Из всех нас на празднике не было только Фредерики. Я больше не искала ее глазами, не стремилась к ней в мыслях. О чем думают девушки? По крайней мере половина из них мечтает о смерти, о храме и о красивых платьях.
В парке появилась еще одна гостья. В облегающем черном платье, еще более черном, чем ее волосы, осиная талия схвачена лентой. Спина прямая, точно у офицера. Она только что сошла с корабля. Глаза сиреневые, как на картинке. Ритмично вышагивая на высоких каблуках, она тащила за собой черную бархатную шаль, казавшуюся живым существом. На запястьях — браслеты с черной эмалью. Она улыбалась не переставая. Рядом с ней наши наивные платья пастельных тонов и свободного покроя как-то сразу померкли. Можно было подумать, это вдова. В вырезе платья виднелись груди, во всем ее существе угадывалась железная воля. Это была Марион. Мы перестали танцевать, окружили ее. Каждой хотелось ее потрогать. Мишлин наклонилась, чтобы подобрать упавшую шаль. Но на шаль наступили каблуком. «Оставь, пускай валяется». Это было сказано холодным, повелительным тоном. Теперь Марион целует подругу. И при всех сжимает ее в объятиях. «Простите, что я в трауре. Мои родители погибли в авиакатастрофе. Но не могла же я из-за этого пропустить праздник у Мишлин».
