Иногда я ходила на маленькую станцию в Тойфен, прислушивалась, и у меня в ушах снова звучал возглас Фредерики, короткое и обыденное «Adieu!». Так прощаются благовоспитанные дамы. Прощания ведут свой род из далекого прошлого, окружающий пейзаж засыпает их сушняком и пылью.
Мне не удалось хоть как-то выразить ей соболезнование по поводу смерти отца, которого для нее, возможно, никогда не существовало. Но тот, кого не существует, тоже может умереть. Именно по этой причине Фредерика рассталась с пансионом и со мной. Я не заметила скорби в ее глазах. Да я и сама не почувствовала скорби, узнав о смерти ее отца: меня привел в смятение предстоящий отъезд Фредерики. Господин банкир своей смертью разлучил нас.
Фредерика укладывала свои платья, она подготовилась к этому заранее, аккуратно подогнула рукава. Шкафы в ее комнате были пусты. Я робко произнесла: «Dsole»[25]. Фредерика закрыла чемодан.
Отец записывал важные события моей жизни в книгу в голубом холщовом переплете с надписью «Mein Lebenslauf»[26]. Среди записей, касающихся Бауслер-института, можно прочесть: 31 октября, его приезд, ужин в Санкт-Галлене. 9 ноября, его приезд. 17 декабря, празднование Рождества в пансионе. 3 января: я приезжаю к нему в гости. 25 апреля, Тойфен. 8–10 мая, я у него. Такие записи он вел с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Изменились только имена людей и названия мест. Но в этой биографии в голубом переплете нет имени Фредерики. Раньше я еще думала, что все эти записи — предвестие настоящей жизни, которая начнется потом. А теперь мне почти пятнадцать, и книга заполнена. Заполнена, как оказалось, хроникой давно ушедшего детства.
Фрау Хофштеттер звала свою собаку, бульдога, который, как и воспитанницы, любил нежиться на солнышке. Она заботливо вытирала слюну бульдогу, называла его «Mein Kind». Я слышала, как господин Хофштеттер называет свою супругу-начальницу «Mutti»[27]. Такое впечатление, что весной в кантоне Аппенцелль пробуждались уснувшие чувства, животных и юных особ начинали называть ласковыми именами. Хозяин кафе и писчебумажного магазина приветствует воспитанниц какой-то новой, плотоядной улыбкой.
В воздухе повеяло воскресением — убийством, обернувшимся благодатью. Девицы парочками сидят в кафе. Несмотря на наступление весны, на улице по-прежнему не видно прохожих. Солнце стало припекать… Тойфен принадлежит нам. Марион наконец выбрала себе подружку и прогуливается с ней. Она сказала: хочу вот эту. И «вот эта» щедро подарила ей часть самой себя. Они прогуливаются, как несколько месяцев назад прогуливались мы с Фредерикой, но теперь Фредерики здесь больше нет. Так прогуливались когда-то самые первые воспитанницы, с тех пор как в кантоне Аппенцелль открылся Бауслер-институт.
