Солдат снова дернул, чтобы отделить один стебель от других, но тут, покрывая общий хохот, раздалась короткая суровая команда:
— Прекратить!
Сержант Огюст Рикар подошел к месту действия как раз в тот момент, когда долговязый гусар предложил хозяйской дочери прыгнуть с края крыши ему на руки, а она в ответ на это совершила свой отчаянный прыжок прямо на острые камни. Помешать ей это сделать, попросту приказав солдатам водрузить на место лестницу, сержант не успел. Все остальное разыгралось так быстро и неожиданно, что он едва не упустил момент, когда его вмешательство стало необходимым.
— Как вам не стыдно, Брель, — проговорил Рикар, когда шутник не без досады выпустил руку отчаянно отбивавшейся девочки. — Вы ведете себя просто по-скотски! И вы все, господа! Разве можно обижать ребенка?
— Позвольте заметить, сержант… А вы слышали, что она сейчас нам сказала? — запальчиво воскликнул один из приятелей долговязого Бреля.
— К сожалению, она сказала правду, — совершенно спокойно заметил Огюст, — и если вам не стало стыдно, то вам не дорога честь французской армии. Надо бы рассказать о вашей выходке капитану, но, я надеюсь, второй такой не будет.
Солдаты пристыженно молчали. Рикара уважали в полку, ему исполнился двадцать один год, но он выглядел, по крайней мере, года на три моложе, и некоторые из старших гусар немного подшучивали за его спиною над его безусым веснушчатым лицом и мальчишески вздернутым носом. Однако никто и никогда не осмелился бы подшутить над ним в открытую, ибо все помнили, что в походной сумке Рикара лежит коробка с двумя великолепными пистолетами, подаренными ему после одного боя самим генералом Шенье, и что надпись на коробке начинается со слов: «Огюсту Рикару, лучшему стрелку 9-го конногвардейского полка…» Кроме того, в бою этот юноша, невысокий и невзрачный, проявлял иной раз такую отвагу, что старые вояки только молча удивлялись и восхищались.
Пожимая плечами, подвыпившие гусары стали медленно расходиться со двора. Одним из первых поспешил уйти Брель, однако Огюст остановил его.
— Стойте, мсье! Куда вы? А кто привяжет на место лозы, которые вы сорвали? Извольте поставить лестницу, подняться на нее и закрепить веревку. Вы поняли? И еще я вас прошу извиниться перед этой девочкой. Вы оскорбили ее.
— Дочь негодяя-эмигранта!.. — вырвалось у гусара.
— Француженку, Брель, француженку! А чья она дочь — значения не имеет. Впрочем, будь она итальянкой, ваша вина была бы не намного меньше, разве только оттого, что итальянка не поняла бы ваших оскорблений. Ну! Я не слышу извинения. Или заставить вас извиняться в присутствии капитана, а?
