Абреки чокнулись мятыми кружками с «наполеоном» и «смирновской».
Хасан дотянулся до гитары, взял пару аккордов.
— Солдат, давай нашу, а то здесь слов уже никто не помнит… — он огляделся. — А Солдат где?
— Да был только что…
— Калоши надевал, — вспомнила Варежка.
— Они с Цыганом тут спорили, — сказал Гуляш.
Хасан настороженно глянул на Цыгана.
— На Первый, наверное, поперся, — усмехнулся тот. — На Пятна.
— У тебя что, с головой плохо, Цыган? — зловеще спросил Хасан. — Он же пять лет на камни не ходил!
— А я ему в няньки не нанимался, — спокойно ответил тот. — Закон: каждый выбирает ход сам…
Когда абреки выбежали к Первому, Солдат был уже под самой верхушкой, передыхал на карнизе, примеряясь к Пятнам. Ход — пятна-проплешины на мшистом каменном брюхе, подсказывающие, куда упирать калоши — тянулся по крутой дуге вверх над обрывом.
— Солдат, стой! — что есть сил заорал Хасан, надсаживая горло. — Приказываю — стой!!
Разобрать слова на стометровой высоте нельзя было, но Солдат услышал крик, увидал внизу суетящихся красных мурашей и остался доволен, что будут свидетели. Он отошел на дальний край карниза, встал, покачиваясь взад-вперед, собираясь для броска. Это был беговой ход — надо было хорошо разогнаться по карнизу, чтобы скорость прижимала калоши к камню, и забежать наверх по почти вертикальному пузу.
— Я кончился?.. Солдат, значит, кончился, сука, да? Смотри, щенок, как старые абреки ходят! — он откачнулся подальше назад, замер на мгновение — и побежал. Толкнулся от карниза, точно попал носком в первое, второе, третье пятно…
— Стой!! — последний раз проорал Хасан. Обернулся: — Нахал! Еще кто-нибудь! Наверх по Собольку! Гуляш — по Трубе! Кушак кинешь, если зацепится!
Те бросились к боковым ходам, хотя все понимали, что зацепиться на Пятнах не за что.
Абреки замерли в напряжении, глядя вверх, повторяя про себя каждый шаг Солдата…
Скорости не хватило, каждый следующий шаг был медленней, и, наконец, за три пятна до спасительной бровки Солдат не смог уже переступить и застыл, еще удерживаясь носками калош на вертикали.
— Руками не трогай! — отчаянно крикнула Дуська, комкая развилку на груди.
Солдат не слышал, он сам знал, что нельзя касаться камня руками, но калоши чуть-чуть проскользнули, и он судорожно вцепился пальцами в каменное пузо. Он плыл — пока еще медленно, коротко проваливаясь с одной крошечной неровности на другую. Ногти на скрюченных пальцах лопнули, из-под них ударила кровь, оседая шариками на ворсинках мха…
