Кто знает, кем она себя мнит.
А затем Анджелинино море стало закрытым.
Она вышла замуж за сицилийца-норманна, веснушчатого блондина. Адвоката-цивилиста, защищавшего шлюх и несовершеннолетних из неблагополучного квартала Сан-Берилло. Анджелина перевелась на неполную ставку. Родился Вито. Последовал развод. Бывший муж Анджелины теперь помогал разводиться богатым катанийцам.
И вот одним прекрасным днем запрет отменили. При желании они могли съездить в Триполи по обычной туристической визе.
Седьмое октября, День эвакуации, когда праздновалось изгнание из Джамахирии итальянцев-убийц, переименовали в День дружбы. Каддафи сделался другом Берлускони, другом Италии. Он явился со своими амазонками, на ногах — атласные туфли. Шампанское в бедуинской палатке. О терроризме и взорванных самолетах — больше ни слова. Он стал первым арабским лидером, осудившим атаку на башни-близнецы. Тысячеликий актер хотел для себя новой роли — посредника в Средиземноморье. Да он надеется получить Нобелевскую премию мира! — смеялась Анджелина.
Промывая брокколи, бабушка Санта приговаривает: История — это сороконожка, и каждая нога ступает в свою сторону, а туловище — это мы.
Дедушка Антонио умер, так и не увидев Триполи, хотя мечтал об этом до последнего часа. Он мечтал о белых стенах, о кафе на корсо Сичилия, где играл в бильярд. Ему покупали чай с мятой — ненастоящий, из супермаркета.
* * *
— Мама, я хочу поехать.
Это Вито потащил ее туда.
Он устал от этой истории, оборвавшейся в одном месте.
Так они и вернулись: Анджелина, ее мать и Вито, который никогда там не был.
Он зашел на «Google Earth», прогулялся по Триполи с помощью мыши.
Анджелина даже не подошла к компьютеру.
Несколько дней она ходила с отсутствующим видом, втянув голову в плечи, оглушенная разными мыслями.
Взбудораженная, клала вещи в сумку и тут же вынимала их. Говорила только о тамошнем климате, о том, что от тмина может быть понос и надо взять с собой таблетки.
Возможно, она слишком долго ждала этого момента и теперь казалась равнодушной, как больной, который торопится сделать откладывавшуюся несколько раз несложную операцию. Точно такой же, нервно-спокойной, она была, когда ей вырезали опухоль из груди: до последнего лежала на носилках одетой как обычно, не решаясь влезть в больничный халат.
Аутичная решительность того, кто борется лишь с самим собой, всегда пробивает одну и ту же стену.
В конце концов она решила отправиться в резиновых вьетнамках, будто собиралась в однодневную поездку на море.
