, как говорила она. Антонио смешивал красители, разливал отцеженный воск по формам, добавлял в него кардамон и апельсиновую цедру, вставлял фитили. Для собственного развлечения он кидал в еще не застывшую массу лепестки роз или ломтики пальмовой сердцевины. Взяв небольшой валик с шипами, он раскатывал воск, точно кусок теста, чтобы получилась свеча в виде пчелиных сот. Потом он сворачивал пластины воска голыми руками; ладони его делались мягкими и нечувствительными к жару.
Жили они в квартале Казе-Операйе.
У них родился мальчик по имени Вито, но прожил всего несколько месяцев. Младенца похоронили на кладбище Хамманджи.
Пластины воска, подвешенные к потолку, скорбно колыхались в темном помещении.
В 1959 году в Джебель-Зельтене неожиданно забил фонтан нефти. Это изменило безрадостный удел Ливии, «коробки с песком», которая до того вывозила лишь обломки техники, оставшиеся со времен войны. Началась новая война — между транснациональными нефтяными компаниями.
Между тем Санта вновь забеременела. Каждый день утром она приходила в церковь Св. Франциска и молилась, доставая из кармана передника самую красивую свечу и зажигая ее перед изваянием святого.
Анджелина вышла ногами вперед. В Италии матери сделали бы кесарево сечение. А в Триполи роды принимала повитуха с руками, выкрашенными хной по самый локоть, — она просто взяла и вытащила младенца.
Анджелину отдали в приют Белых сестер, потом — в школу «Рома». Каждый день она ходила по мостику через железную дорогу. Ела свежие тыквенные семечки на базаре, где ей обжигал ноздри жгучий перец фильфиль. Ездила на велосипеде до маленькой площади, где высился ледник. Купалась на пляже Сульфуреи. Смотрела представления «Летающих ангелов», акробатов-мотоциклистов. Триполи был ее городом, вот и все. День ее был размечен криками муэдзинов. Анджелина знала, что она здесь иностранка, Taliana. Ее происхождение было лишней наградой, дополнительным богатством. Однажды, наверное, она уедет, чтобы поступить в университет, но потом вернется. Жизнь ее протекала здесь, между аркой Марка Аврелия и тутовым деревом. Под лучами, которые касались земли, вспыхивая от красных песков пустыни и от ликующих птиц мула-мула.
Затем были шестидневная война и еврейский погром. Мертвецы, сожженные дома. Мясник, убитый перед своей лавкой.
А потом — тот сентябрьский день. Комендантский час. Обезлюдевший, притихший город.
Все решили, что скончался король Идрис.
Короля не было в стране, он уехал в Турцию на лечение. Старый монарх-сенусит не проявлял особого энтузиазма относительно арабской солидарности, заигрывал с иностранцами, позволил соорудить в стране самую большую американскую базу на Средиземном море. Но его чтили и уважали: худощавого, безобидного, с изогнутым посохом в руках и длинной бородой волшебника.
