После мы поехали еще в один ресторан, потом потеряли где-то Калину, искать не стали, я старался подружиться с Ибицей, лез к нему с разговорами и чокаться, затем мы поднялись в какой-то кабинет на Неглинке, где Иван Ильич доставал из сейфа деньги, много денег… Всё это время Роман Николаевич либо сидел в машине, либо снисходительно посматривал на то, как я пытался сдружиться с Ибицей, чем-то его заинтересовать.
Закончилось всё поездкой в барский дом, где я мучительно общался с раковиной, а Иван Ильич по просьбе Барина подносил мне ковшики с разведенной марганцовкой и грубо умывал откуда-то принесенным снегом.
Заснул я там же, где-то, куда добрался на ощупь, и только помню, как жалобно заскулил, когда кто-то подсел ко мне на постель и стал разминать шею, массировать плечи, а я просил: «Не надо, пожалуйста, не надо».
* * *
Наутро я спускался по эскалатору в метро на «Белорусской» – в тоннель своей головной боли и униженности, о которой желал позабыть. На следующий день, когда схлынула муть и молодой организм одолел хандру, я сидел в сквере на Рочдельской и ждал Веру.
Она всё не шла из своей проклятой Комиссии, а я тосковал: «Зачем я ввязался в эту трясину? С чего я взял, что мне кто-то за красивые глаза даст деньги?.. А почему нет? Если у кого-то есть много денег, то должен быть способ эти деньги у него добыть. Тем более деньги эти грязные. Так что методы, которыми их добывают ради благих целей, тоже не обязаны быть стерильными… Плевать, нужно добыть денег – и всё тут, сейчас любые средства хороши».
Пришла Вера, я дал ей сверток с бутербродами. В последнее время мы всё больше молчали. Я хотел, чтобы она знала, что я делаю всё возможное, чтобы спасти ее отца. Но на нет и суда нет: пока не достану денег, бессмысленно говорить о том, что я геройски стараюсь их раздобыть. Вот я и молчал. Я рассказал ей только, что получил важную работу, но пока киоск бросать не буду, надо посмотреть еще, каков доход от нового мероприятия. Вера не стала меня ни о чем расспрашивать, и я только сильней сжал зубы.
Роман Николаевич, кроме того что был Барином, могущественной в московском мире теней личностью, еще занимал должность архивного хранителя Библиотеки имени Ленина. В новейшие торговые времена он открыл в вестибюле библиотеки букинистическую лавку. Место было не просто бойким, а вулканическим. Я стал помогать на сортировке, в мою задачу входило добыть заказанную книгу со склада, для которого была приспособлена одна из комнат в самой библиотеке. Недавно Барин придумал сделку: отдел хранения продает по бартеру на сторону два чемодана уникальных плакатов 1930-х годов – Родченко, Татлин, русский авангард, чертежи конструктивистских архитекторов, зданиями которых полнилась Москва под присмотром Корбюзье, афиши спектаклей Мейерхольда и прочее – в обмен на три фуры никому не нужных книжек, исторгнутых из Омского библиотечного коллектора. С плакатами и прочей ценностью Барин разбирался самостоятельно, а книги были поручены мне.
