Зарабатывал я прилично, и что-то во мне переменилось. Мне нравилось рисковать ради мечты об освобождении Веры, сладкое бесстрашие теперь поворачивалось во мне второй натурой и расправляло плечи.
Торговали мы всем подряд, без специализации. Промтовары шли пополам с бакалеей – жидкокристаллические календарики, часы, теннисные мячи перемежались с продуктами, миндальным ликером, водкой, пивом. Скоро я увлекся торговлей, ибо дело оказалось азартным и прибыльным, понемногу я стал хитрить: иной раз чванливого барыгу не отпускал без обмана, но бедных не нагревал никогда. Если хотел толкнуть свой товар мелким оптом – платил Калине налог. И вообще не смущался, поскольку арбатское наше дело было наваристым и опасным. Грабили нас регулярно. В соседнем киоске торговал кандидат философских наук, специалист по марксистской этике; его подозрительно часто грабили. Приходит раз к нам хозяин его киоска, заплывший хромоножка Толян-Сафари (его кто-то по ошибке подстрелил на бандитском сафари: когда псов с привязанными к хвостам консервными банками выпускают из фур-гона в лес и по ним лупят вдогонку из стволов), и спрашивает:
– Не пойму я его никак, философа своего. Вот вас сколько чистили?
– В сентябре один раз. В августе тоже.
– А моего уже четвертый раз обувают дочиста. Схоронить, что ль, гада?
А иной раз выйдет из «Метелицы» проигравшийся бык – и шасть к киоску водочкой залиться. Злой, как кипяток: не понравится ему, как ты глянешь на него, – тотчас в амбразуру ствол сунет и давай базланить:
– Ну, ты где там. Я тебя сейчас в твоей коробчонке грохну.
– Не надо. Пожалуйста. Что я вам сделал? Хотите, всё отдам?
А тот не слушает, предохранитель сдвигает:
– Я тебя замочу сейчас. На колени.
Первый раз мне под дулом страшно не было. Страшно стало во второй. Пашка потом побежал, как был – в котелке, в туалет – в кафешку, где мы обедали горячими бутербродами и песочными пирожными-«орехами» с вареной сгущенкой, вернулся, откупорил коньяк и вытряхнул в глотку четверть.
– А если б он пальнул? Ну, скажи, а если б стрельнул? Да ведь я скоро отцом стану!.. Ужас-то какой, ужас, меня всего аж колотит. Нинка на сносях, а я трупак. Нет, ну ты подумай…
После того случая я притащил с пункта приемки металла поддон трехмиллиметровой толщины, и привинтил его к изнанке киоска, чтобы прятаться за ним, если начнется пальба.
Другой раз нас подставил сам Калина. Его киоск попал в пограничье между пересмотренными границами зон бандитского влияния. Однажды в один и тот же день к нам за мздой пришли два разных гонца. Мы долго с ними переговаривались, они стали нервничать. Пашка уже хотел их одарить, но я уперся, говорю: придет хозяин, вот с ним и беседуйте. Отстали кое-как, а когда явился Калина и выслушал, то побледнел и заорал:
