— Элли! — окрикнул он.
Зеленоглазая первой оказалась возле Одживея. Она осмотрела его пробитую, окровавленную голову и положила руку на шею, щупая артерию.
— Элли, пошла прочь!
— Аиэль! — требовательно выкрикнула она, повторяя интонацию пастуха. — Элли!
Он схватил ее за плечо и отбросил от лорса; Элли упала на здоровую руку.
— Не дам! Хочешь есть — лопай лемутов.
— Аиэль! — прозвучал умоляющий стон. Элли поднялась с земли. Глаза сузились, и сейчас же заворчал Сильвер.
Даниэль положил ладонь на рукоять меча.
— Я сказал: ешь лемутов. Ну? — Он сделал шаг к зеленоглазой. Она отступила перед ним. Отвернулась, разочарованно выдохнула:
— Аиэль…
Пастух присмотрелся к Одживею. Лорс был неподвижен, из страшной раны на голове сочилась кровь. Нагнувшись, Даниэль тоже положил ладонь на вытянутую шею лорса, как только что делала Элли. Шея была теплой, и рука ощутила чуть заметные толчки. Он жив!
— Одживей? Одживей, дружище!
Безнадежно… С такой раной никто не выживет… Даниэль выпрямился. Шепнул дрогнувшими губами:
— Прощай, брат.
Сбоку подошла Элли, несмело тронула его за локоть.
— Аиэль? Элли? — Она указала на умирающего лорса.
Даниэль потянул из ножен меч; клинок угрожающе блеснул.
— Я убью тебя. Поняла? Оставь моих зверей в покое!
Зеленоглазая сникла. Одного за другим она обошла убитых лемутов, каждому пощупала пульс. Пастух наблюдал за ней, не трогаясь с места. Элли вернулась к хижине, с горестным видом уселась на лавку возле двери.
— Что, не по нраву? Слишком вонючи? Тогда останешься голодной до утра.
«Как бы она до утра пса не загрызла, — подумал Даниэль. — А то еще и на меня зуб навострит… Все равно Одживея не дам».
Он на руках унес Сильвера в хижину, положил на постель. Зажег фитили в светильнике и ощупал торчащую в сторону лапу. Сильвер заскулил, но лежал смирно.
— Это, парень, не беда. Это всего лишь вывих, а шина у тебя на месте. Потерпи, — Даниэль примерился и рывком вправил лапу.
Пес взвыл, щелкнул зубами в воздухе, словно думал укусить хозяина, но промахнулся.
— Молодец. — Пастух снял его с нар. — Отдохни пока, а ужинать будем после.
Он зажег два факела, воткнул их в землю — один поближе к хижине, другой подальше — и стал прибираться. Первым делом, брезгливо морщась, закатил в мешок лежащую под столом отсеченную голову и вытащил вон обоих зарубленных на пороге хижины Ревунов; затем сволок все трупы на самый дальний край поляны. Хотел было забросать их ветками, но потом решил не связываться: коли явятся пировать ночные гости, никакие ветки не спасут, только шуму-треску будет больше. Пускай до утра так полежат, а там зароем, что останется.
