Однако Сат Аш по-прежнему храпел и пятился. Глаза Бака горели мрачным огнем, он целеустремленно ковылял по скрадывающему звук шагов мху, а старый лорс, неустрашимый боец, отступал перед ним и отступал.
— Дани… — выдохнула Элисия.
Дурачок был уже шагах в двадцати от них. Его коричневые пальцы скрючились, точно когти, руки приподнялись. И еще сильней навалился жуткий, удушающий страх.
Даниэль заслонил Элисию, отчаянным усилием преодолел спазм в горле и крикнул:
— Бак! Стой!
Бак ощерился, точно дикий зверь. Зубы у него были желтые, крупные. Элисия вдруг толкнула пастуха в плечо, пронзительно выкрикнула:
— Беги!
Вместо этого Даниэль шагнул навстречу Баку. Хотел вытащить меч — рука едва повиновалась, замороженная беспощадным страхом. Драться с поселковым дурачком было нелепо, но в Бака явно вселился Нечистый. Сражаться с Нечистым было безумием, однако пастух не собирался отступать.
— Беги, — умоляла Элисия. — Ему нужна я!
— В седло, — приказал Даниэль сквозь зубы. — Сат Аш!
Но старый лорс, его верный товарищ, внезапно задрал голову, закинув на спину тяжелые рога, и ударился в постыдное бегство.
Бак остановился шагах в пяти. Затем он неожиданно присел, пригнулся — и вдруг пошел выплясывать перед Даниэлем какой-то жуткий танец. Его ноги подпрыгивали, притоптывали, били в землю то носком, то пяткой, выделывали замысловатые кренделя.
Даниэля трясло. Ужас, насланный чужой волей, вопил и требовал: спасайся! Собственное сознание съежилось, сжалось в комок — но этот комок был жив и бурлил возмущением и гневом.
Нечистый думает его сломить? Ну уж нет!
Он занес меч. Рубануть со всей силы, отсечь эти кошмарные, пляшущие сами по себе ноги — и конец! Пастух едва удержался от удара.
— Бак! Прекрати! — велел он громким уверенным голосом. Таким голосом Даниэль однажды разогнал обнаглевших волков, которые увязались за ним в лесу. «Бак! — повторил он мысленно. — Стоять!»
Дурачок продолжал выделывать коленца. И вдруг — Даниэль не уследил — со сверхъестественной быстротой Бак обогнул его и бросился на Элисию. Толкнул ее, повалил наземь, обвил ногами. Пастуха окатила сокрушительная волна наведенного ужаса, в глазах потемнело.
— Элли! — крикнул он, кидаясь на дурачка, а тот уже перекатился, Элисия оказалась сверху, и Даниэль не рискнул рубить или колоть мечом.
Левой рукой он вцепился Баку в горло. Шея оказалась жилистая, твердая, как ствол молодой сосны. С непостижимой изворотливостью дурачок вырвался, отбросив Элисию, вскочил.
