— А мне это все же понятно! — отозвался обер-ефрейтор.
— Стало быть, ты извращенный тип, — возразил его белокурый приятель. — К тому же ты забываешь, что капитанам легко разглагольствовать о геройских подвигах и форсированных маршах. Сами-то они скачут верхом. — И, чрезвычайно довольный своей шуткой, ефрейтор рассмеялся, ущипнув товарища за бок. Удача придала ему храбрости. — Пример капитана, конечно, хромает на обе ноги, но одна его мыслишка показалась мне новой и важной. Это — что можно быть виноватым без всякой вины, что участь отверженного может быть присуждена человеку самим рождением. Чем виноват еврей, что родился евреем? Ничем, верно? Он был зачат, и рожден, и лежал в колыбели, и не совершил ничего дурного, а между тем лоб его уже отмечен несмываемым пятном, а именно самим фактом рождения. Он тут совершенно ни при чем. Такое пятно ничем не стереть, разве лишь смертью того, кто его носит, и, если вы не хотите появления новых пятен, надо, чтобы такие обреченные вообще не появлялись на свет. Дружище! — воскликнул он вдруг, хлопая себя по лбу. — Вот решение вопроса! Их надо стерилизовать, а когда они перемрут, мы окончательно от них избавимся, и в мире воцарится спокойствие!
— Тут прежде всего надо заметить, — возразил З., — что такая предопределенная вина, вина как объективная категория, не что иное, как отражение того же существования различных расовых душ, так что с твоим предложением мы далеко не уедем. А во-вторых, как ты предлагаешь это сделать?
— Что именно? — спросил П.
— Стерилизовать их! Ты собираешься оскопить всех мужчин?
— Пусть они сами это сделают! — воскликнул П., у которого в приливе веселости разыгралось воображение. — Им это ничего не стоит сделать! Обрезают же они своих мальчиков, ну что бы им заодно не отрезать всю штуковину, так сказать, обойдясь одним кровопусканием!
— Это опять возвращает нас к царю Эдипу, — сказал З., смеясь. — Один собственноручно выкалывает себе глаза, а другие собственноручно отрезают у своих потомков уды! — И он весело похлопал товарища по плечу. — Увидишь, мы еще добьем этот вопрос! А потом напишем толстенную книгу, и всем студентам во всем мире придется ее зубрить.
Черный дрозд снова издал свой клич.
— Если б они это сделали по доброй воле, их и в самом деле можно было бы приравнять к Эдипу-царю! — сказал П.
— Но они этого не сделают! — сказал обер-ефрейтор.
— И стало быть, в наш век и речи быть не может о каком-то Эдипе-царе, — сказал ефрейтор, и оба они уже собирались войти в свою клетку, как их подозвал унтер-офицер и приказал сходить в вещевой склад за бельевыми веревками.
